Сибирские огни, № 12, 2010

ную литературно-документальную энциклопедию Сибири. А наши потомки будут иметь прекрасную возможность из этих книг черпать знания о том, как жили сиби­ ряки...» Итожа полтора десятка лет работы фонда «Возрождение Тобольска» — под таким флагом двинулся в жизнь елфимовский проект — подсчитали и получилось — книг роздано-разослано на 58 миллионов рублей. Основа под таким проектом — возрождение общинного миропонимания и приятие его, что было долгие века твер­ дью русского мира, русского миропорядка. ...После шумных юбилейных Сросток Горно-Алтайск показался нам буднично­ сонным. Но это была уютная и размеренная жизнь областного городка, где все зна­ ют всех и всякий горожанин, просыпаясь, совершенно уверен, что он и сегодня, и завтра увидит утвержденный Творцом горный окоем, а люди вокруг будут привычно знакомы. Но мне доводилось видеть, как внешне спокойные алтайцы вскипают во время праздника Эльоин, когда все тюрки Азии пожалуют в одну из горных долин. Нахлынут гости из всего тюркоязычного мира — от Тувы до Турции — к своему старшему брату — к голубым тюркам Алтая, чтобы явить миру на гребне торжества свою племенную отдельность самоцветьем наряда и особой лихостью в играх и забавах кочевнических. И главная из них, когда естественный амфитеатр, образован­ ный отножьем окрестных гор под селением Кокоря, вдруг притихает и почти совсем пустеет, что означает — вот-вот за соседней горой по раздолью Чуйской степи начнет­ ся скачка на пятьдесят километров! Да, наши алтайцы одними из первых в Сибири сменили ненадежные «жигули» на японские внедорожники, поставляя в автородя­ щую страну маральи панты и папоротник, но они никогда не гасили в себе кипящую в крови любовь к лошади. Это не за лобовым стеклом движенье, это иной полет, иная стать под небесами, когда живое срастается с живым и горный воздух, посвистывая в гриве коня, расступается перед устремленным к удаче единством. Памятуя, что такое конь для алтайца, я обнаружил для себя одну любопытную особенность картин Григория Гуркина, когда мы с Елфимовым и его детьми оказа­ лись в музее имени этого выдающегося мастера. У него на полотнах почти нет коней, да и конных ристалищ тоже нет. Казалось бы, скачки — это пик проявления нацио­ нального характера, торжество природное, но у Григория Гуркина лошадки либо на втором плане в упряжке — «Дорога в лесу», либо отдыхают в сторонке от шумных людей — «Приготовление к тою», либо они рядом с охотником, опять же не главен­ ствуя на картине. И лишь единственный раз лошади выступают как главные герои полотна. Это «Жертвенник», где у каменного истукана веером разметаны конские че­ репа, утверждая — время может и окаменеть, и окостенеть, а на пути человеческом святой каменный божок да череп коня — это веха поклонения природному существу, когда в знак высшего поклонения естественному бытованью в жертву приносят самое дорогое. Гуркин избрал, возлюбил иную натуру — дикая природа его безлюдна, редко птица взмахнет крыльями в пределах его полотна — «Пейзаж с орлами», а главное состояние им изображенного — это Великое одиночество природы. Одинок «Анос- ский бор», одинока Катунь, одинока Белуха, одиноко озеро... Но — «...дух носился над водами...» У Гуркина одиночество — это одиночество Божества. Ведь есть в мире одино­ чество Солнца, и это одиночество единственности в мире. И художник, избрав пути высшей формы философского восприятия мира — созерцательности, всем своим творчеством оставил зрителю возможность вглядываться в природу и соизмерять себя с твердью горной и с высотой поднебесья. ...В музее имени Гуркина, когда мы оказались у аносских пейзажей, я спросил Елфимова: — Мы можем отклониться от Чуйского тракта, ну хотя бы на денек? — Зачем? — не отрываясь от изучения изгибов аносских сосен, отозвался то- боляк. -— Хочешь увидеть натурщиц Григория Ивановича?.. Еще не ответив, Аркадий Елфимов упаковал в рюкзачок фотоаппарат и уточнил: — Далеко до Аноса? — Часа два. Может, чуть больше. Если будешь снимать — можно и все пять ехать. Припозднимся — ночевка в Чемале найдется. 9 заказ № 398