Сибирские огни, № 12, 2010

Так уж они умели Тропы свои торить И, усы утирая, Много не говорить. Как-то и он при встрече Посреди холодов Молвил: «А мне сегодня Восемьдесят годов». «Что же, Илларионыч, Крепок ты, жить да жить!» Высморкался, ответил: «Это, брат, не скажи». Видимо, есть такое Чувство у мужиков: Через четыре месяца Взял да и был таков. Я его вспоминаю, Как выпадает снег... Пётр Илларионович, Дорогой человек. * * * Жизнь понемногу вошла в привычку: отодвинув штору, узнать погоду, поднести зажженную спичку, вскипятить на газовой плитке воду. Я ещё помню, как пахнет дёготь, не всякий знает, что это такое, мне ещё доводилось трогать чуткие ноздри коня рукою. На моей памяти высохли реки, на моей памяти оскудели наши леса, и уже навеки. Но замолкаю. И в самом деле, всё, что дорого было и мило, что и смысл, и вкус придавало, всё, что радовало и томило, не обошло и не миновало. Жизнь далеко за половину, и можно говорить откровенно: она права, ни в чём не повинна, она вообще неприкосновенна. И вот уже подводя итоги, видишь: гордиться почти что нечем — едва ли думал всерьёз о Боге, о предназначении человечьем. И не сумел приобщиться даже к смыслам тайным и полуоткрытым, и в оправданье своё не скажешь, что был прибит, заморочен бытом. Спускался к озеру, рукой тревожа воду его, — хороша, свежа ли? И ведь от камушка твоего же такие круги по воде бежали!