Сибирские огни, № 8, 2010

СЕРГЕЙ НОВОСЕЛОВ «О-Р-Р-РЛНЖЕВОЕ НЕБО...» — и т. д. Я собирался умирать, я собирался продолжать творить, даже — вытворять. Я пил жидкость «ноктюрн» и рассматривал свою жизнь как чужую, я находил ее краси­ вой и трагичной, я всегда жаждал пафоса, потому что пафос наиболее эстетичен. Раз я умираю, значит, я буду описывать умирание. Вот там у разных людей ритуалы, а у меня будет свой! Я гулял по садикам со всевозможными писающими органами и чувствовал, что здесь я просто странник. Я гипнотизировал себя в отместку за тотальную гипнотиза­ цию, из которой не видел выхода. Красное солнце калило древние кирпичи Фонтан­ ки. Я подпрыгивал, жрал тоннами мороженное, встреченным знакомым врал на­ пропалую, что у меня все в порядке, денег куча, скоро дом куплю, но сначала маши­ ну, и мы, довольные обоюдным гипнозом, расходились. Музыку мы закончили, и я стал писать тексты, потому что больше у меня ниче­ го не было. Потому что это мой долг. Перед кем? Перед тем же, перед которым ты совершаешь свои ритуалы. Иду сейчас домой после оранжевой жидкости, похудевший на 5 килограммов. Дома меня ждет порошковая картошка, химический кекс «иЬКЕЯ» и сквозняк тихой ненависти из-под двери, свойственный для мещанских подьяческих. Здесь можно задешево купить что угодно, но уж больно заламывают цены. Бело-красные дни не кончались, как змея переливается позументом. Чтобы все же уснуть, я глотаю овец. Забудь обо всем, Машина, и повторов удастся избежать. Долг — это просьба о чем-то одном. Оранжевое настроение! НАС УТРО ВСТРЕЧАЕТ ПРОХЛАДНО У кого как, а у меня после 15 тысяч литров выпитых спиртных напитков каждое новое похмелье дается организму со все большим трудом. Плюс бессонная ночь. Плюс постоянная растерянность. Да еще геморрой внутри мозга. А тут нужно было выходить ни свет ни заря и добираться на двух транспортах до места жительства. И вот двигаю я ногами по озаряемому восходом асфальту, но ног не чувствую. Машу крыльями, а крыльев-то и нету. Кадыком вдоль шеи двигаю — этот орган оказывается самым реальным. Сбоку — руки сами собой, сверху — волосы дыбом, посередине — нос торчит и мерзнет, хотя уже в этот ранний час и душно, и ни ветерка. Сажусь на остановке. По бокам скамейки — зеркальные плоскости. Они в друг друге отражаются, поэтому, глядя в одну сторону, можно увидеть, что происходит в другой. Попытался сосчитать, сколько этих взаимных отражений, но забыл название чисел. Уши потеют, совесть отсутствует начисто. Гляжу в зеркальную плоскость, жду автобуса. В кармане деньги на два проезда. Рядом садится мужчина в испачканной на спине светлой рубашке. Инстинктив­ но вглядываюсь в него. В век идеальной чистоты унитазов любая помарка выглядит подозрительно. Мужчина в очках, полный и немного осовелый. Опускаю взгляд ниже и обнаруживаю на его ногах отсутствие обуви. Он, видимо, тоже совсем недав­ но это обнаружил, лицо удивленное и виноватое. Тут подкатывается автобус. Я развинчен, обезоружен и раздет до кончиков нервов. Понятное дело — чело­ веку требуется помощь. Он никак не реагирует на общественный «икарус». Подни­ маюсь и, на ходу оглядываясь, чтобы успеть вскочить в салон, говорю ему: — Давайте, я вам деньги дам на проезд. Он молчит. — Ну, чего вы? — кричу я, отбегая от него. — Деньги на проезд... — У вас есть, что ли? — Пойдемте, пойдемте, — зову я со ступеньки. — Ну же!.. Он уныло отмахивается. Двери закрываются. Балансирую, как гимнаст на кана­ те. Нахожу место, плюхаюсь. Крючками пальцев вытягиваю из заднего кармана банк­