Сибирские огни, № 8, 2010

та через реку бродили тывинцы-омоновцы: новая пятнистая форма, на черных рем­ нях пистолеты, черные береты, заломленные на правую сторону. Ими командовал русский офицер. Поставив палатку, я и АК заспешили в город, чтобы узнать его и местных жителей. Мы шагали по ссохшимся, растрескавшимся улицам. Улыбки местных жителей заменяли слова-приветствия. Многие мужчины носили кирзовые сапоги. Девушки изматывали мои глаза красотой. Дети и молодежь вступали в короткие беседы. По этим беседам становилось понятно: перед нами истосковавшийся по новым лю­ дям город, он готов холить и лелеять гостей. Вечер разрастался над миром, и мы повернули на фестивальную поляну. На поляне вечер встречали, как пору испытаний. Но вечер и ночь прошли мирно. Омоновцы не пропускали горожан на поляну в темноте. У палаток зазвучала музы­ ка. Под хаос ее гармоний я иАК, утомленные долгим днем, засыпали. Утро принесло лекцию о горловом пении. Лекцию читала преподавательница кызыльского университета. — Горло, в сущности, для тывинца— музыкальный инструмент, — рассказыва­ ла преподавательница. — Конный чабан, сжимающий в руках поводья, не имел воз­ можности играть на каком-либо инструменте, и он нашел инструмент внутри себя. Изначально чабаны пели жизнь, кочевую жизнь, тянувшуюся по степям и горам... К обеду лагерь распался на суетливые комки—•началась подготовка к параду, в нем участвовали все приехавшие. После обеда змея парада, музицируя и размахивая флагами, втянулась в город. Горожане, выстроившись вдоль улиц, приветствовали действо. Через час движения голова змеи уперлась в новостройку хурэ — буддистс­ кого тывинского храма — и шествие спрессовалось в чуть колышущуюся толпу. Состоялся митинг с утомительными официальными речами. Музыкальная програм­ ма была назначена на вечер. Я, АК и несколько томичей, захватив краски, бросились к окрестным горам. Нам хотелось нарисовать пейзажи, расстилавшиеся вокруг Чадана. Оседлав горячие камни одной из вершин, мы акварелью связывали пространство в тугие узлы. Крас­ ки, встретившись с листом, почти мгновенно высыхали. Солнце мучило жаждой, но желание рисовать было сильнее. Поцелуи, отрывавшие меня и АК от творчества на секунды, походили на сухие лепестки цветов... В вечерней прохладе на стадионе смешались горожане и приезжие. Гудящее горловое пение носилось по сцене. Пели тывинцы, якуты, испанцы, американцы, финны. И все же только тывинцы, породившие горловое пение, своим исполнением вырывали за пределы настоящего времени и носили по векам и маршрутам кочевой жизни, выдыхая безмерность и испепеленность степей. От горожан, пьяно бродивших либо сидевших и обвалившихся в сон, доносился запах лошадей. Но таковых было немного. Большинство, лузгая семечки, следили за сценой или осторожно вступали в разговоры с приезжими. Ночь уже вовсю полыхала черным пламенем, когда мы возвращались в палатку. На следующий день мы, опять гуляя по Чадану, попали на свадьбу. Без лишних прелюдий тывинцы предложили выпить за здоровье молодых араки — местной вод­ ки, которую гонят из кобыльего молока. Водка отчаянно пахла табунами. Градусов в ней было не больше, чем в крепком пиве. Мы недолго крутились в шуме чужеязы- кой свадьбы и вернулись на улицы. Познакомились с чаданскими журналистами. Они накормили пельменями и хлебом, угостили хаан-чаем— зеленый подсоленный чай с кобыльим молоком, древ­ ний напиток Великой степи. Журналисты пообещали показать гостеприимство чаба­ нов и повезли далеко за город, на зимнее стойбище. Но на стойбище чабанов не оказалось, они ушли далеко в горы, куда на автомобиле не добраться. Это рассказал сторож, живший на стойбище с семьей. Затем с теми же журналистами в дребезжа­ щем «жигуленке» поехали к Устуу-Хурээ, тому самому, в честь которого назван фестиваль. АЛЕКСАНДР РЫБИН РАЗЛОЖЕННЫЕ ГОРОДА