Сибирские огни, № 8, 2010
Потом спускались с перевала. На небе проступала рябь облаков и холодный рассвет открывал цвета окружающих гор. На выступе серпантина повстречалась белая каменная глыба, иссеченная в надпись «Республика Тыва». Глыбу охранял угловатый мраморный лев. Спуск быстро тянул машину вниз. Скоро мы почувствовали спокойствие равни ны. На посту ДПС, за его бетонными блоками, увидели медные узкоглазые лица — вот и первые тывинцы. Один гаишник взмахом полосатого жезла остановил «КамАЗ», другой встал поодаль, сжимая цевье автомата. Четыре глаза строго сле дили, как Леха, прихватив документы, вылезал из кабины. Первый гаишник провел нашего нового друга на пост, другой наблюдал за нами. Леха появился через пару минут. Гаишник, встав на колесо, заглянул в прицеп и, спрыгнув, разрешил ехать дальше. — Давно меня тут знают, — сказал водитель, — остановили, чтобы про вас спросить: куда, зачем? Путешественники, говорю, едут на фестиваль. Обрадовались, приятно, что их фестивалем другие интересуются. — У них пост укреплен, как оборонительное сооружение, — заметил я. — Тут иногда гонят автомобили, груженные коноплей и гашишем. Бандиты проносятся мимо поста, стреляя по ментам. Закончилась богатая сибирская тайга. Море жухлой травы шевелилось на рав нине. На невысоких горах, по краям равнины, росли тощие хвойные деревья. Я и АК до боли в глазах высматривали иероглифы конных чабанов и тучи их стад. Но не было ни чабанов, ни стад. Лишь у горизонта показались темные лоскуты деревни и пропали за следующим поворотом. Солнце застилало землю ленивой ду хотой. Машина с надрывом оборотила морду к небу — начался новый перевал. За перевалом, в долине, блестели крыши города, до Октябрьской революции именовав шегося Белоцарском. На северной окраине Кызыла стояли светлые метины войлоч ных юрт. Мы обогнули город по объездной дороге. На кольце, на южной окраине, я иАК простились с Лехой, пообещав друг другу встретиться когда-нибудь. От кольца в центр Кызыла шли маршрутки. Но нас не устраивала их глухая тес нота. Поэтому поинтересовались у прохожего, как пешком добраться до центра. Виляя коричневой рукой, прохожий показал каракули кратчайшего пути. Мы шагали через частный сектор, затянутый пылью и глядящий на мир из-за жидких заборов. Изредка нас обгоняли автомобили, прохожие не встречались, во дворах домов оседало безразличное молчание. Улицы извивались, как русла рек, напрочь отвергая европейскую прямоугольность поворотов. За крышами деревян ных домов торчали кирпичные и панельные здания центра. Петляя, мы ориентирова лись как раз на эти здания. По центру тывинской столицы расползлись остывающие руины советской эпо хи. Рисунки на зданиях, надписи вдоль торцов панельных домов, социалистический аскетизм в нарядах местных жителей, шрифты и рисунки на афишах — все это выу живало из памяти беззаботную радость дошкольных лет. То же самое окружало меня, когда я, детсадовский, с мамой за руку направлялся покупать мороженное, конфеты или игрушки. Советский Союз вел тогда обратный отсчет своего существования. Ему оставались годы, легко умещавшиеся на пальцах одно руки. Национальная специфика проявилась на площади перед здешним парламен том: большой вращающийся барабан, исписанный буддистскими мантрами. Прохо жие тывинцы небрежно, мимоходом крутили этот барабан. У Дома культуры колыхались десятки европейских лиц — гости и участники «Устуу-Хурээ». Мы заметили среди них знакомых томичей. Они приехали минув шим вечером и ночевали в столичном шаманском центре: большой юрте, располо женной в тени одной из главных улиц. Хозяйка центра, Ай-Чурек, посоветовала то мичам идругим приезжим не выходить на улицу с наступлением темноты — пьяные да и трезвые тывинцы могли побить или пырнуть ножом. Ее не послушал швейцарец Мартин, будучи основательно пьян, пошел гулять. Вернулся на несколько минут,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2