Сибирские огни, № 8, 2010
АЛЕКСАНДР РЫБИН УЯШ РАЗЛОЖЕННЫЕ ГОРОДА то пропитанные едким одеколоном и скрипящие кожей сидений, то продуваемые ошалелыми ветрами в открытые окна. Горный ландшафт Кемеровской области, расписанный узорами тайги, сменила равнина Красноярского края. В Ачинске свернули направо. С пожилой парой в мик роавтобусе пересекли длинный мост над тяжелыми водами Чулыма. Пожилая пара ехала в Абакан, оттуда до столицы Тывы, Кызыла, оставались считанные сотни кило метров. Началась Хакасия. Ее холмистые степи ломали горизонт плавными волнами. Язы ческие каменные истуканы сторожили здесь трассу. Фольга соленых озер блестела под солнцем. У иных озер толпились десятки автомобилей и сотни туристов изнывали от зноя. Иногда на вершинах далеких холмов трепыхались тени кочевых орд — умершие завоеватели, они никак не хотели отступить в вечный покой. Пожилая пара рассказывала, как по ночам призраки кочевников пугают туристов топотом невиди мых табунов и звоном позабытых битв. От Абакана до Минусинска нас довез китаец, плохо говоривший по-русски. Его услужливость вывезла нас за Минусинск, съемная его квартира оказалась далеко позади, в городских трущобах. Мы с большим трудом уговорили китайца ехать до мой и убедили, что «поймаем» другую машину, которая направляется именно туда, куда нам надо. Рассказы мои растаяли в автостопной суете. Совершенно не было возможнос ти, чтобы писать. АК понимала это и жалела меня, обещала, что возможность писать обязательно появится в Тыве. Ночь расплела черные косы. Мы стояли под фонарем у неработающей автозап равки. Над фонарем блестели желанной прохладой звезды. В конусе электрического света танцевали круговороты мошкары. Сырая духота мешала дышать. Я запрыгал, размахивая руками, по пустынной трассе и стал напевать сумасшедшую песню: «Там-та-та-ги-дидан, та-та-ги-дидан, мы едем в Чадан...» В тывинском городке Чадан через день начинался международный фестиваль горлового пения «Устуу-Хурээ». Туда мы желали непременно попасть. Бряцающая туша «КамАЗа» с прицепом остановилась возле нас. Из кабины выглянула взлохмаченная голова с глазами, даже в сумерках на границе света и тьмы поражающими своей голубизной. То был Леха, молодой водитель из Минусинска. Той ночью Леха стал нашим другом и другом всех автостопщиков вообще. Он мах нул рукой, и мы закинули в кабину «КамАЗа» свои рюкзаки и себя самих. Трясущаяся машина, надсадно рыча, взбиралась по серпантину к вершинам Саян. За окнами страшно чернели обрывы, удивляли многовековой толщиной кед ры. Леха искренне восхищался нашими историями о голоде пространств, гонящем автостопщиков через города, деревни, стойбища и аулы, по умытым свежим асфаль том трассам и едва заметным дорогам. В ответ он поделился счастливой простотой собственной жизни: техникум, армия, жена и дочка, купил «КамАЗ», чтобы возить уголь из разреза за Кызылом на железнодорожный причал Минусинска. Леха — сверстник, такой же жадный искатель, как я и АК. Но, в отличие от нас, у него были якоря, цепляющие его за стабильный заработок и не отпускавшие в вольницу путе шествий — жена и малолетняя дочка. Да и не якоря даже, а теплые обитатели его сердца. Он простодушно мечтал, что, когдадочка подрастет, он с семьей объедет всю Россию, вдосталь насладится ширью и красотой Родины. «КамАЗ» замер в таинственной темноте на вершине перевала. — Поесть надо, — коротко сообщил водитель. Из-за своего сиденья доставал свертки, заботливо собранные женой. По кабине расползался аппетитный дух домашней пищи. Леха разделил остывшие макароны, котлеты и салат на три неравные части. Большие части отдал нам. Третью, меньшую, уминал сам. Рядом стоял еще один «КамАЗ» с прицепом. В скудном желтом свете его кабины копошился морщинистый силуэт мужчины. Леха зажег компактную газовую горелку, вскипятил воды, и мы напились бес покойного кофе, отогнали прочь слабость сна.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2