Сибирские огни, № 8, 2010

Те, кто пишут такие письма, хорошо усвоили одно: всегда надо говорить «fine». Врать даже в письмах друзьям. Я просил Сашу не писать мне таких писем. Я не ^ верю в истории в стиле fine... ^ Первую эпистолу я выудил из ящика месяцев через пять. ~ О Привет, Мишка! Видишь, как. В Риге называл тебя Майклом, а отсюда >2 пишу — Мишка. Я уже ненавижу эту страну, эти целлулоидные рожи и этот ~ гребаный повсеместный fine! Очень много театра. Не город, а самодеятельные Й подмостки. Здесь у всех надо спрашивать: «Как дела?» А мне по хер, как у них ^ дела. Но спрашивать надо. Здесь это первая норма приличия, символ хорошего ^ воспитания. Не спросишь «как дела», они не обидятся, но затаят. И все отвеча- g ют: fine! Даже онкологические и спидоносцы. Видел двоих. Не то печень отвали- а вается, не то мозги. По-моему, когда они подходят к гробу на похоронах, то не прощаются, а, натопившись, спрашивают: «How are you?» И мне кажется, что ¿3? покойник шепчет: «Fine». Ж Нет, я никого еще не похоронил. Некого. Просто часто бываю на местном кладбище. Это самое спокойное местечко в городе. Стиль выдержан. Прямоу- щ гольные кусты, незамусоренные дорожки, арабов с латиносами нет. Здесь тоже О шоу — тихое и не яркое. Но похороны лишены индивидуальности. Вот возьми < наши гробы: красные, черные, белые, срюшечками, даже с фольгой, у некоторых < из-за брака не закрывается крышка, они дивно скрипят, веночки — хоть на дверь ^ в Рождество вешай! Я понимаю, что убожество. Но глаз не замыливает. < Увидишь — и хочется жить, отдавая зачастую фальшивые почести ушедшему... — Здесь — апошное лакированное дерево. Дерево хоронят в дереве. О надгробьях не ^ говорю. Могильный инкубатор. Гранит и фамилии. На пять квадратныхметров — < по шесть одинаковых фамилий. Как выглядел покойник — знают только близкие, X \ V, "2 фотки не в моде... У наших плакальщиц голоса, не уступающие Зыкиной. Здесь -- плачут тихо, не навзрыд. Здесь плачут в жилетку. И не только евреи... Не поду­ май, что я собрался умирать. Просто, благодаря таким экскурсиям, отвлекаюсь от суеты. Очень рад, что не поленился выучить язык в Риге. Помогает в плане работы. Постоянной пока нет, но, я думаю, все образумится. Если Гои/a снова будет ностальгировать по шпротам и бальзаму — не высы­ лай. Здесь все это есть, проверено раввинатом, и цены вполне приемлемы. Он просто неприлично экономит. Как дела с твоим отъездом? Вы уже были на собеседовании? Обязательно напиши. Высылаю тебе фото. Оно мне нравится больше других. Парня, что рядом со мной, не знаю. В этомрайоне, бывает, постреливают. Так что, возможно, это его последняя фотография. Если да, то царствие ему небесное... Обнимаю. Алекс. На фотографии Саша стоял в обнимку с улыбающимся негром. Позади проси­ ли ремонта трущобы. Сашка не сломался. Наоборот. Он вернулся там к жизни. В нем снова проснулось чувство черно-оптимистичного юмора. Восемь лет, что он гово­ рил об отъезде, не прошли даром... Мне пришел вызов из американского посольства. Вернее, не мне, а родителям, сестре и бабушке. Радости было — как на Новый год. Открыли шампанское, целова­ лись. Нужно было ехать в Москву на собеседование. Первым отправился я. Три дня пил и шлялся по клубам. Московские родствен­ ники сказали, что если Америка и погибнет, то благодаря таким, как я. На четвертый день к пяти утра был у дверей посольства. Родители подъехали в девять, сразу с поезда. Сказали, что с такой физиономией лучше проходить собеседования у врача- нарколога. Еще сказали, что я уменьшаю шансы. На что — я уточнять не стал. Морской пехотинец за стеклом сказал: «Пачпорт». На мозаике из герба США стоял огромный негр в черном костюме. Где кончается кожа и начинается костюм— указывали манжеты и воротник рубашки. Стоял — как последнее предупреждение: «Смотрите, нас там таких много, может, передумаете?» 4 така?jVi*358