Сибирские огни, № 8, 2010

краю утеса стоит полузаброшенный трактир. Деревянные сваи, ветхая крыша, гру­ бые скамейки и столы из бревен. За столами восседали потомки викингов и, наполняя стаканы, молча кивали в сторону темнеющих вод. Я долго смотрел на эту картину. Живое полотно скорби. Они поминали своих товарищей, нашедших погибель в ковар­ ных фьордах. Хлопки волн, печальные взгляды и тревожное завывание ветра... Официант долго не хотел брать стодолларовую купюру. Убедили придуманный мною заманчивый курс, обещание заходить чаще и бутылка водки, купленная в дорогу. В парке было пустынно. Я обернулся и посмотрел на окна Сильвии. На черном фоне замерли кружева пустоты... Через время Наташа обрела друга. Доброжелательницам было о чем посуда­ чить. Еще и года не прошло, а она уже... После гламурных вечеринок с рабоче- крестьянским привкусом они тащат в постель молодых кобелей и почтенных дель­ цов, в карманах которых лафетки «Виагры» потеснили упаковки с гондонами. Их будет не в чем упрекнуть после смерти мужа. Над гробами супругов не витает нимб святости или печать греховности. Из деревянных ящиков, как из кадки с цветами, торчат невидимые рога. Истину, что «вдову нужно утешать в постели, пока не остыл труп мужа», они усвоили. До годовщины оставалось два месяца, когда я узнал, что Наташа в положении. Память воскресила разговор с Андреем. Уверения, что жена бесплодна, резкое оп­ ределение: «пустая, как скорлупа». Начали выстраиваться кирпичики догадок. Все нормальные врачи отсюда давно уехали. Тем, что остались, нельзя доверить жизнь захворавшей шиншиллы. Ошибка врача? Или Андрей солгал? Потеряв Иришку, уз­ нал, что больше не может стать отцом, и заложил руль под колеса фуры? Даже если в письме объяснения в любви, они все равно из могилы. Отдавать это послание женщине, которая готовится родить и родиться заново?.. Были мгновения, когда мне вновь хотелось избавиться от конверта. Несколько раз приходили фантасмагорические кошмары, в которых неизменно являлся Анд­ рей. Я даже пошел в храм. Купил свечи, подошел к иконе Николая Чудотворца, начал о чем-то мысленно просить и поймал себя на фальши. Я молился в неверии. Мы посмотрели друг другу в глаза и больше взглядами с Николаем не встреча­ лись... Практически каждый день в лабиринте мыслей находилось место этому письму из могилы. В итоге мои параноидальные настроения дали возможность немного заработать одному их банков. Конверт был помещен в малюсенькую ячей­ ку депозитария. Наташа родила мальчонку. Счастье не бывает запоздалым. Ее глаза улыбались, а стало быть, улыбалась и ее душа. КогдаВладиславу исполнилось полгодика, я решил выполнить последнюю волю друга. Наталья пригласила домой, но мне не хотелось вручать это послание в ее доме. Договорились встретиться в Межапарке. Она пошутила о тайне Полишинеля. Рябило зеркало Киш-озера, гортанно перекликались чайки, порывы ветра терзали флаг спасалки. Я молча протянул конверт. На устах Наташи появилась улыбка. Та улыбка, после которой на щеках выступают слезы, та улыбка, которая застывает в укоре. Она заплакала. Горько, тихо, без всхлипов и причитаний. Стало неловко, и я невпопад ляпнул: — Написал, что любит? — Ой, Тёма, Тёма... Любит, не любит... Послушай, у тебя была красивая девуш­ ка. Запамятовала, как звали. Брови вразлет, высокая брюнетка. — Лаура? — Нет, не Лаура. Ну да ладно. Тем более, не в имени дело... —Оля? — Точно, Ольга! Я помню, как, узнав, что ты у нее не один, ты убивался, Тёмка! Ты стал неуправляем! И ты повторял одну и ту же фразу: «Лучше бы я этого не знал, лучше бы я этого не знал...» Скажи, Артём... А сейчас ты бы сказал то же самое? — Да эмоции все, Наташ, эмоции мои... Нет, конечно. — То есть все, как в старой истине, то есть горькая правда? Лучше горькая правда, Артём? Скажи, лучше? МИХАИЛ ШАХНАЗАРОВ ВИРТУАЛЬНЫЙ ОРГАЗМ