Сибирские огни, № 8, 2010
АНДРЕИ БРОННИКОВ КНИГА дий, какой-то лейтенант с вполне конкретной внешностью, именем и фамилией. Бессонов встал и, сев за стол, начал писать. Роман получался о войне, не какой-то конкретной, а о сложной и непонятной, без линии фронта и боевых порядков. Где и за что воевали солдаты — ему было неведомо, но роман получался глубоким и захватывающим. Николаю Харитонови чу и самому уже было интересно, что будет дальше и как сложится судьба главного героя — лейтенанта Фефелова. Имя и фамилию Бессонову тоже придумывать не пришлось, он как-то сразу ее знал, так же как и его прозвище — Прикол. Бессонов сам, не будучи фронтовиком и не имея к армии ни малейшего отношения, описывал технику, вооружение и тактические действия так, как будто всю жизнь только этим и занимался. Он точно называл наименования боеприпасов, терминология и команды были профессиональными настолько, что автору самому приходилось удивляться, откуда он это знает. Получались своего рода мемуары о том, чего в его жизни никог да не было. Когда накатывал очередной приступ загадочных фантазий, Бессонов как бы впа дал в транс, и рука сама едва успевала записывать фразы и предложения, непонятно откуда возникавшие в его сознании. Одно он мог сказать точно: мук творчества он не испытывал. Более того, не было даже мыслительного процесса как такового, а тем более планов и набросков будущего произведения. Просто рука писала — и все. В тот первый раз, когда Николай Харитонович начал писать этот роман, он всю ночь провел за столом в непрерывной работе. Оказавшись не готовым к такому темпу, он писал на том, что попадалось под руку, вернее, под ручку. Бумажные салфетки, обрывки листов, черновики — все шло в работу. Ручка была хорошая, шариковая, с надписью «Закопане» — ему ее привез в подарок Кудеяров из команди ровки в Польшу. Бессонов едва успевал проставлять номера на исписанных листках, чтобы потом не запутаться. Все прекращалось внезапно. Каждый раз Николай Харитонович с силой отбра сывал ручку и несколько минут сидел, не осознавая происходящего. Однажды он, глядя на не вовремя вошедшую жену, долго не мог сообразить, что это за женщина и откуда она тут взялась. По мере того, как приходила узнаваемость реалий обстанов ки, его начинала бить лихорадка. Вот и на этот раз, трясясь от внезапно нахлынувше го холода, он лег на диван и прохрипел: —Оля... Услышав его зов, немедленно вошла жена Ольга, держа стакан с горячим чаем в одной руке и стопку с коньяком — в другой. Поставив стакан на табурет рядом с диваном, поднесла, как микстуру, стопку коньяка и вышла из кабинета. Через мину ту вернулась с пледом в руках и заботливо накрыла мужа, старательно подоткнув со всех сторон. Затем задвинула плотные шторы, выключила настольную лампу и ти хонько вышла. Постепенно лихорадка проходила, и судороги, пробегавшие по телу, станови лись все слабее и реже. Николай Харитонович, сев на диване, шумно прихлебывая, выпил чай с лимоном и без сил упал на подушку. Сейчас ему было необходимо поспать несколько часов, как тяжелобольному после кризиса, а уж потом, набрав шись сил, приняться разбирать исписанные бумажки и перепечатывать их на пишу щей машинке набело. Исправлений, за исключением орфографических ошибок, практически не было. * * * .. .Лейтенант Фефелов сидел в курилке штабного модуля. Он болел. Помятое и опухшее, заросшее рыжей щетиной лицо несло на себе отпечаток глубокого по хмельного страдания. Фефелов, в принципе, был малопьющим, но вчера его понес ло. Сказались более чем годичная усталость, близость долгожданного отпуска и по
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2