Сибирские огни, № 5, 2010

ВИКТОР ГОРОБЕЦ Щ ЭКСТРИМ ПОДНЕВОЛЬНЫЙ И сначала, и потом — было больно. Сколько верил, столько обманулся. При­ шлось терпеть. Возможно, что и ей... С детьми не получилось, математикой кнута он не владел и с головой ушел в свою ипостась — открывать иные звезды. Расстались тихо. За месяц она выпорхнула за француза и укатила прочь; спустя шесть лет он женился на лаборантке и сделал ее приличной домохозяйкой. Когда от жизни не ждешь ничего хорошего, она приносит только приятные сюр­ призы. Она писала о вечном сафари и слала улыбки со всех континентов: Лувр, пирамиды, желто-голубые колера Копакобаны. Он читал в оригинале чужой шрифт и проникался пониманием момента. Менялись календарные модели, и вот история сменила курс. Двигались пласты, рушился целик, открылась истина: рабочие лошади загнаны, мозги утекли, а пепел Клааса во впалые груди стучит нерешительно. Бытово итоги таковы. К сорока он объял доступное: любимая работа, дом, се­ мья; обошелся без звезд, но с лекциями мир объездил. У нее карты не выпали и пасьянс не сложился — сеяное не всходило, а выращенное таки не плодоносило, жать было нечего. «Принц» бросил, «граф» остыл, «герцог» оказался скрягой, а «новые дворяне» больше ночи не дарили... Казалось — хорошо. Судьба распорядилась столиками, каждый пережевывай свое... Однако песчинки дней унесены, а пустота не заросла. Словно вытравили что, лишили важного, невосполнимого. Трудно объяснить... Щербинка на золотом блю­ де. Отпечаток на конверте мечты. Монетка закатилась, без которой целкового и нет, задуманного не купить, а стало быть, не воплотить надежд и точки не поставить. Пат. Хлопотно с ней было, но проще. Не скучно. И ночью, со страниц тревожных снов, если что срывалось — ее имя... * * * Профиль у него был — что надо. И свобода была. Глаза ничего. А сказать, что он «мужчина» — это смелость. Рост маловат, на деньги — тоже... Но ведь брал за душу. Имелось что-то за ним. Она-то о-го-го! Вертела этим племенем — дай всякой так. До ногтя их знала, до мускула. Кто чего и как. А с ним— попала. Платьев у нее — сколько помнила — не считано. Уши проколоть — в пять лет; босоножки — югославские; пирожное в кафе — кусочек, но оставить... Себя сразу надо ставить, любой мальчишка знает. Он, как появился водворе, сразу стал особня­ ком. Ни с кем. Сам по себе. Мог войти в команду, мог уйти из компании. Она тогда еще сказала: возьму. И не сохли по нему, бери голыми руками, а никому не отломилось. Зря пыта­ лись! Все съели. За ней-то, чего таить, очередь — приятно вспомнить. В школу — девочки и те ссорились: кому с ней вместе; с уроков — за руки— лучшие. Портфель со второго класса не носила. Уважали, за честь почитали — на день рождения. И никому не отказала. Дружить уметь надо. Без ума авторитет не заработать. Когда он победил на областной олимпиаде, тоже понял. Историей да астрономией сыт не будешь. Активным стал, заметной величиной: литкружок вел, на сборах пропадал по туризму, КВН, конечно, без него не обошелся. Списать — давал. Себе просить — никогда. Гордый. Дразнила она его. И во дворе с гитарой, и с ребятами на танцах. Обнимется тесно с Пашкой и движется медленно-медленно, а сама глазами— насквозь... Игорь сволочью оказался: прямо на крыше ее как-то. И раззвонил. Еще наплел, чего не было. Мать по горячему и врача нашла — обойтись без позора, а раз такое дело — чего там... Любовь борьбы требует. Эх, чего захотела — арбуз без косточек! Без труда и рыбку... Что каяться? Все они сначала любят. И так им нравится и этак. Как Антону. Прощают все на свете. Петя. Терпят, чтобы своего добиться. Игорь. Дальше— древ­ няя колея... А вот с ним интересно было. Мнения совсем не совпадали, то и влекло. Любая тема, простой вопрос — а какие ракурсы открывались! Никогда не думала,