Сибирские огни, № 5, 2010
ВИКТОР ГОРОБЕЦ ЭКСТРИМ ПОДНЕВОЛЬНЫЙ лось. Французские костюмы, изысканные прически, белые пятна с пуговицами не терпеливых начальственных ожидающих глаз привели ее в священный трепет, от ко торого ноги мелко затряслись, а тошнота схватила за могучее горло. Но музыка пошла вовремя, руки сами взялись в замочек, и надо было поспевать. С первых аккордов стала ясна требовательность зала— уровень присутствую щих явно превышал запросы ее обычных завсегдатаев. Виляя по тексту, как рефри жератор на товарной горке, вздымая альт к лепному потолку и обрывая его в сопра но, Евдокия Павловна стыдливо раскраснелась, совершенно запаниковала и в нуж ном месте, где «выше надоть», ошиблась нотной колеей и ржаво рявкнула такое, от чего вертлявый заместитель генерального директора нервно дрогнул, отчетливо пук нул и конфузливо бежал, согнувшись вдвое... Могучего телосложения «генерал» не выносил назойливых «мух», подхалимов недолюбливал, так что бегство докучливо го заместителя значительно его потешило и привело к отличному настроению. Зал неприятно грохотал голосовыми связками, многие хватались за различные части тела, кто-то бросил яблоко... И только генеральный — сам человек, уважающий смелость и азарт, — прочувствованно аплодировал аматору искусства: — Хо-ро-ша! Посрамленная буфетчица из общей какофонии нюанса не заметила и спешно удалилась, «бис» не дожидаясь. Номер завершал программу, призовой фонд исчерпался, а премия к Новому году требовала куда меньшей компании — общество засобиралось. Удовлетворен ный удавшимся вечером, руководитель местного отделения железной дороги жес том подозвал распорядителя торжества, шепотом на ухо велел вернуть самобытную артистку и выделить поощрительный приз... Поздно вечером вдоль тридцать второго пути в сторону сортировочной, остав ляя жидкую цепочку следов, переваливалась одинокая грузная фигура с объемис той плетеной корзиной. В корзине дергал носом жирный кроль с тонким голубень ким бантиком— генеральский подарок «за храбрость». Ухали локомотивы, дрожали под декабрьским ветром провода и почтительно замерли, взяв на караул, ребра же лезнодорожного моста у самого дома. Тяжело хлопнула калитка, выпуская одного из мужниных собутыльников, опас ливо при виде нее шарахнувшегося; зачуяв хозяйку, лениво тявкнул Будильник, кач нулась на крыльце тень. — Хто там? — распетушился надравшийся супруг. — Сейчас... — с угрожающим спокойствием приблизилась Павловна. Ловко ухватив «хозяина» за ухо, рывком отправила его носом в снег и погнала спать в летнюю кухню. Вернувшись в сени, Евдокия определила корзину в угол, извлекла оттуда кроли ка, нашарила впотьмах топор и скрипнула дверью на улицу. Валил густой снег. Круп ные мокрые хлопья парашютировали в ядовитом свете деревянного уличного стол ба. У летней кухни она с каменным лицом отрубила кролику голову, неумело содра ла шкуру и взялась стряпать борщ. ЛОКТИ У нее были красивые белые руки. Она это знала. Все ее платья выгодно их подчеркивали. Ей завидовали. А ему говорили, что он неудачник. Некрасив, невы сок, небогат. Очкарик. Но он был толков и многим полезен. Он с детства рос бурьяном при дороге, занимался, чем хотел, воспитуемый лишь общими наущениями. Она быстро впитала выгоды слова «дай» и материнское приобщение к труду считала вопиющим покушением на свободу личности. В четырнадцать вокруг нее вились старшеклассники, соседки и одноклассницы хотели дружить, а подруги завидовали. Он увлекался стихами, рыбалкой и астроно мией. Вшестнадцать ему подарили копилку, а ей завели сберкнижку. Копилку спустя год украли, содержимое ее вклада немедленно сплыло в кафе. Он утверждался в
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2