Сибирские огни, № 5, 2010

С Иркой он прожил три года, потерял добрый шмат мяса, сжег приличный пук нервов, нарастил отличной толщины броню цинизма и с треском развелся. Случив­ шемуся всплеску в отношениях радовался безмерно, подобно сорвавшемуся оку­ ню: молча и всеобъемлюще напился. Досвадебные надежды, что зеленоглазая Ирэн будет любить до гроба, скоро приобрели пугливые очертания зловещего пророче­ ства. В семейную лодку кирпичи «покоя» и «долготерпения» эта ведьма брать не собиралась, а ему пять часов сна для восстановления сил после воплощения очеред­ ного проекта супруги явно не хватало... Однако, как многие знания не означают наличие мудрости, так и полная свобода не приносит счастья. От праздников нырял в работу, Новый год старался переспать и в добрые чудеса не верил. Но деньги вскоре стало некуда девать, появились сомнительные друзья, обилие доступных жен­ щин, следом— мешки под глазами и новые рецепты терапевта. Со времен студенче­ ства в своем посудостроительном он себе такого не позволял... Но вскоре вернулась Ирка. Не то чтобы полностью и насовсем, но появляться стала регулярно, объясняя визиты исключительно заботой о его здоровье и щедростью женского сердца. Что характерно, найти себе замену не торопилась... Как, впрочем, и ему. Отсюда и по­ шел есть «активный отдых». Компанию в буфете заметил сразу. Колоритная была компания— в стиле стан­ ционного буфета. Растрепанный долговязый мужчина с нервными движениями вер­ хних конечностей, крупная бальзаковская дама с взбитой прической, неприлично одетая, с красными бусами на шее и запястьях, и старый еврей в шевиотовом костю­ ме. Троица расположилась в удобном месте — за дальним угловым столиком, под выцветшей вывеской советского юмора: «Пальцы и яйца в солонки не совать!». — Вы позволите? — Рады приветствовать. За отъезд он взял килограмм водочки, восемь беляшей и первой увиденной колбаски... Дерганый Алеха везде был, все знал, а чего и слышал впервые — в два счета разбирался. Нигде более полугода не задерживался, что позволило иметь непредвзя­ тое мнение и чувствовать свободу. И золото он мыл шесть месяцев, и мебель делал, и поваром служил, и цехом командовал, и в театре играл — тоже шесть месяцев. — А после Туркмении пришлось на что-то жить, записался прапорщиком... Дама представилась певицей контрреволюции Анжелой: Не прощает презрения женщина, Как поверженный враг доброты... И свято полагала себя обладательницей могучего потока сексуальных флюидов. Нахимович когда-то не терпел музыки, мечтал писать, но стал гравером и часов­ щиком, что по количеству историй даст фору многим литераторам. Водку любил — дай Бог всякому русскому, рассказчиком и дегустатором выяснился бывалым и с первого укуса определил отсутствие мяса в беляшах: — Выскочило, мама-бля! Нет, чтобы двойная порция вскочила... Сергей в ответ представился экспертом-строителем и сообщил об отпуске. Ком­ пания порадовалась за него и выпила за море: — Ходил в Атлантику и Тихий, а в Ледовитом и нырял... — Лучшие курортные романы в Судаке и Ялте. В Ялте и Судаке... — А потому и не плаваю, что — не дегьмо!.. Часы не врали, взятого, как всегда, не хватило, а новые знакомые душевно рас­ полагали. Сергей не поскупился на молдавский коньяк, кто-то поставил белорусской водки, кто-то — финской. Жирнела срезом «искусственная колбаса с химически чистым салом», желтела «Дружба» в серебряной фольге, нарядно алел томатный сок — неизменный антураж дорожного застолья. В сутолоке и гаме железнодорож­ ного общепита вился сигаретный дым и паутина беседы: пили за вечное, оценивали мысли, тщились на экспромты. ВИКТОР ГОРОБЕЦ ЭКСТРИМ ПОДНЕВОЛЬНЫЙ