Сибирские огни, № 5, 2010
Демидович протянул руку, взял таблетку, внимательно рассмотрел ее на ладо ни. Проглотить или нет? А вдруг отрава? И он сжал ее в кулаке, незаметно сунув в карман плаща. — Да, попали, как мыши в кувшин, — грубовато сказал капитан, вздохнув. — Чего дождемся? Демидович тоже вздохнул и медленно закрыл глаза. Хотелось присесть наземь, скорчиться, лечь— предаться покою. Но как было предаваться покою в такой компа нии, и он сидел изнеможенно у входа, наблюдая исподлобья за немцем. Тот долго копался в своей сумке, перебирал медицинское снаряжение — свитки бинтов, буты лочки, пакеты, ножницы. Лицо его было озабочено своим занятием, на них он почти не смотрел. И тогда Демидович спросил: — Видимо, вы офицер? — Вас? — не понял немец. Но за него ответил капитан: — Не офицер. Погоны у него какие? Без знаков? А на рукаве что у него? — На рукаве нашивка. Какой-то угольник, — сказал Демидович. — Вот, угольник. Значит, ефрейтор. — Я, я, — закивал головой немец. — Обер-ефрейтор Хольц. — Рабочий или крестьянин будете? — вновь поинтересовался Демидович. — Арбайт? Нихтс арбайт. Штудэнт. — А, студент. А отец кто? Отец? — Отец у него профессор, — сказал капитан. — Мы вчера познакомились. Ничего, хороший немец, надежный. Демидович смолчал: так уж и надежный? Откуда это известно капитану? Разве сам сказал? Но он тебе наговорит. Перевязал голову? А если он шпион? Заслан сюда специально? — Только вот сигарет прихватил маловато, — посетовал капитан. — Наверно, думал в плену разжиться. А у нас самих в кармане — вошь на аркане. «Ну, курево, пожалуй, не самое теперь важное, — думал Демидович. — Без табака еще никто не помер». Он вот не ел со вчерашнего, хотя в сумке оставалось с полбуханки хлеба, немного сала. Но... неловко теперь это выкладывать, а главное— делиться с этим немцем. Лучше он поголодает, а там видно будет. 8. Хлебников На четвертый или пятый день после ранения Хлебников почувствовал себя луч ше— видно, отлежался, даже выспался, а главное — перестали остро болеть глаза и голова, итогда появилась надежда, что, может быть, еще выживет. Не сразу он свык ся с мыслью, что уже не вояка, что его военное прошлое осталось позади, и если и выживет, его ждет нечто совсем иное, почти неизвестное ему. Прежде всего — сле пота. Видеть ему уже, вероятно, не удастся никогда, придется век жить в ночи. Конеч но, если только повезет выжить... Эта женщина Серафима спасла его от голода, отпоила травами. Немец, спасибо ему, помог медициной — вчера который раз промыл чем-то зловонным глаза, было больно и непривычно, но затем стало легче. Разумеется, все это было необычно, боязно идаже дико; и то, что он, начальник связи стрелкового полка капитан Хлебни ков, ныне беспомощный слепец, и о нем заботится сельская женщина илечит немец кий обер-ефрейтор, — не укладывалось в привычную схему его представлений, в такое даже трудно было поверить. Но черт с ним, со всем этим, думал капитан. Все ж он был живой и даже выздоравливал будто — а это главное. Что еще может быть главнее на войне? То, что он теперь очутился в положении неслыханном, исключи тельном, должно быть, освобождало его от многих прежних обязанностей и давало, вместе с тем, какие-то новые и непривычные возможности. Первым делом он ото гнал от себя различные страхи и сомнения — он заставил себя не бояться ничего. Будь что будет. Разве ему уже было что терять? ВАСИЛЬ БЫКОВ БЛИНДАЖ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2