Сибирские огни, № 5, 2010

— Серафима, мне... переночевать нужно. — Вот как! — почти искренне удивилась она. — И это, простыл я. — Ай-яй, — посочувствовала она. — А дома?.. — Втом-то и дело, что домой нельзя мне. Теперь как партийному... Сосед же у меня пришел, Асовский. Тот, репрессированный... — Ой-ей! — совсем уж удивилась Серафимка от порога. Репрессированного четыре года назад Асовского она немного знала, видела на улице, когда жила у брата в местечке. Он всегда задумчиво ходил с портфелем, немо­ лодой уже мужчина, в очках без дужек, с тонкой седоватой бородкой, и никогда ни с кем не здоровался, будто не замечал никого. Говорили тогда, что этот Демидович где- то выступал против Асовского, и если тот вернулся, то в самом деле... — Так это самое... Уж ты меня не прогонишь? — Ай, что вы говорите! Как же я прогоню! — Вот я так и подумал: Серафима не прогонит. Все же мы с ее братом вон как дружили. Он крепко закашлялся — плохим застарело-простуженным кашлем, когда так трудно откашливается и все хрипит в груди. Серафимка нахмурилась, конечно, нуж­ но помочь больному человеку, но было и боязно: а вдруг утром опять припрутся Пилипенки? Уж, наверное, сейчас они не лучше того Асовского, и как бы не накли­ кать беды на обоих? Но ведь и как откажешь человеку, когда такой холодище? — Вот только печь у меня выстуженная, дым не идет. Но вы уж в запечье... — Хорошо, — покорно сказал Демидович и поднялся со скамьи. Она что-то кинула-положила на нары в запечье, взбила свою подушку. Он лег, не раздеваясь, и она накрыла его старым тулупом. Слабым голосом он попросил: — Может, еще чем накроете? А то трясет всего. Она набрала каких-то лохмотьев и старательно укутала и голову, и ноги Демидо­ вича, который, слышно было, и в самом деле трясся даже после этого. — Зелья вам нужно заварить. Ну вы лежите, а я, может, в грубке затоплю. Все кашляя, он остался в запечье, а она принесла дров и принялась растапливать грубку. Постепенно, как бы нехотя, дрова все же загорелись. Дым немного сочился сквозь дверцу, но шел и в дымоход— все же было лучше, чем в печи, откуда он весь валил в хату. Вот только сварить что-либо в грубке было тесно и неловко, нужно было ждать, когда немного перегорят дрова. Накашлявшись, Демидович, видать, уснул. В хате, как всегда, стало тихо и глухо, дрова помалу горели, и она, примостившись на скамеечке перед дверцами грубки, начала чистить картошку. Маленький чугунок с водой кое-как пристроила сбоку, возле огня, это на зелье. В сенях у нее было припасено немножко сушеного малин­ ника, чебреца в мешочке и еще одной травы — заячьих хвостиков, которая, говори­ ли, здорово помогает от простуды. Давно не беленный, ободранный бок грубки понемногу теплел, но холод в хате пока не уменьшался, по-прежнему сквозь щели из окон задувал ветер. Привычно сгоняя с картофелины тонкие очистки, Серафимка думала о брате Николае. Он был одногодок этого Демидовича, они вместе учились в педтехникуме, еще в давние года молодыми парнями приехали в местечко учительствовать — Демидович препода­ вал историю и обществоведение, а ее Николай — белорусский язык и литературу. Они хорошо дружили и даже некоторое время квартировали совместно в длинном, как сарай, доме у хромого Рывкинда за синагогой, до тех пор пока Микола не женил­ ся на учительнице начальных классов. Тогда Демидович и перешел на квартиру к этому Асовскому. Когда у брата родилась доченька Аленка, Серафима перебралась из деревни в местечко нянчить маленькую и постепенно стала почти полновластной хозяйкой в небольшой семейке брата: смотрела за девочкой, ходила на рынок, в магазины, уби­ рала, готовила еду учителям, которым вечно было некогда — весь день в школе, а ВАСИЛЬ БЫКОВ ШШ-Ь БЛИНДАЖ