Сибирские огни, № 5, 2010

уехали в Новониколаевск. Не приняли и вто­ рую, «эйзенштейновскую». Фильм надо было увидеть Главполитпросвету, чтобы его при­ знали «лучшим достижением советской ки­ нематографии», которое «рекомендована для демонстрирования», т.е. в прокат. И это при всех вопиющих недостатках! В конце концов, главной в фильме оказалась не «киношность» (декорации, костюмы, «театральные жесты», именитые актеры и т.д.), а его «натурность», почти документальность. Ибо в лучших сце­ нах снимались недавние красноармейцы и партизаны, участники событий, память о которых еще не остыла. Единодушно отме­ чали эпизоды с «серебряной ротой» — отря­ дом «седовласых и седобородых партизан, во­ оруженных вилами и топорами». А белого офицера играл бывший колчаковский офицер Г. Пожарицкий. Херсонский отметил «дере­ вянную пушку партизан... из сибирского му­ зея», которая «разрывается при втором выс­ треле в своей жизни», да и «берданки, вилы, дубины в их руках... не бутафория» («Крас­ ная нива»). Нам остается верить тем, кто смотрел эту несохранившуюся картину. Она была уничтожена («смыта») в 30-е годы. Иначе и быть не могло: кроме сюжета о том, как Вар­ вара (!) Чепалова, узнав о гибели брата, ушла в партизанский отряд, стала связной между партизанами и подпольщиками, там фигу­ рировал Троцкий и другие «враги народа». Может быть, и сценарий «Красного газа», также содержавший в себе ненавистные фа­ милии, ожидала та же участь. Потому-то мы ничего и не знаем о повести «Скрепы», слу­ жившей, якобы, его основой. Можно лишь высказать предположение: «скрепы» то же самое, что и «красный газ». Последний — то, что «обладает свойством всюду прони­ кать... он не удушлив, но тем не менее непо­ бедим... Это коммунистическая агитация и пропаганда», — писал Вегман. Смысл слова «скрепы» сходен: это то, что скрепляет ком­ мунистическую власть, делает ее всепрони­ кающей, непобедимой. Зашифровавшийся псевдонимом «KAM» развивает эту мысль Вегмана в статье «Эпос наших дней» («Сов. Сибирь», 17 декабря 1924 г.). Объясняя, что такое «красный газ»: «Прокламация, письмо, газетный лист, брошюра, воззвание—вот крас­ ный большевистский газ», он «идет...всепро­ никающий и всезаражающей волной... будит, зовет, поднимает... вдругих вселяет безумный страх перед большим злом... этот газ несокру­ шим», автор так близок стилю Вегмана, что заставляет предположить, что это его псевдо­ ним. Он так увлечен тезисом об эпичности этого почти документального фильма, что тоже, как и другие рецензенты, не смог почти ничего сказать о содержании фильма. Прихо­ дится согласиться с КАМом, что «Красный газ» «фильма—потеме, и отчасти по содержанию, — эпическая поэма наших дней». Лирический беспорядок, обычно свой­ ственный поэтическим жанрам, делает жан­ ровое определение «эпическая поэма» весь­ ма точным. И все же Зазубрин, как мы помним, был «огорчен» фильмом. «Эпические по­ эмы» и в кино и в прозе его уже, видимо, не устраивали. Это не значит, что в кино­ искусстве Зазубрин разочаровался. Пона­ добилась еще одна попытка под названи­ ем «Избушка на Байкале» (1925 г.), чтобы совсем уж навсегда оставить экран. О со­ зданном, вновь по его сценарию, фильме Зазубрин на этот раз написал сам, объяс­ няя и рекламируя новую картину. Пафос «Красного газа», его находки — «творче­ ство на улице», актеры-непрофессионалы, среди которых местные жители, в том чис­ ле нерусские, которые «творили картину вместе с режиссером, вместе с автором, до­ полняя того и другого», оживляя картину «мозаикой деталей» — перешли в «Избуш­ ку...». Зазубрин, как будто пересмотрев свое отношение к предыдущему фильму, теперь, по сути, повторяет то, что говори­ ли и писали о «Красном газе» критики и журналисты. Живее всего в очерке наблю­ дения Зазубрина, уже как писателя, а не сценариста, участвующего в съемках. Вот что он пишет о тех же непрофессионалах: «Часто они живо переживали все вновь, забывали, что они уже на “сцене” и на­ чинали работать всерьез. Особенно ув­ лекались буряты. Они как следует по­ колотили актера, игравшего белого офи­ цера. Чекист, допрашивавший бандита, сделал это с такой “добросовестностью”, что “бандит” (актер) почувствовал себя совершенно подавленным, нервно осла­ бевшим. Некоторые крестьяне, пора­ женные “спектаклем” на улице, пере­ ставали верить, что это спектакль, инс­ ценировка, со страхом отказывались иг­ рать восставших против Советской вла­ сти. — Нет, паря, ты обманешь. Ишь ты, сейчас мы будем здесь бунтовать, а ты нас на карточки, а потом по карточкам- то и зачнут вытаксивать... Нет. К окну пом. режиссера С.Г. Изаксона подходит ста­ руха. — Товарищи, товарищи! — стучит она палкой о завалинку. Тощий, измучен­ ный дневной беготней помреж высовыва­ ется в окно. — Женщины вам, я слыхала, нужны, товарищи. Не возьмете ли меня?