Сибирские огни, № 5, 2010

100 тысяч, и население продолжало угрожа­ юще увеличиваться. Улицы дают это почув­ ствовать. Особенно Красный проспект. Гим­ настерки, шинели, армейские фуражки — наиболее популярная одежда полуграждан- ского населения, теснимого крестьянскими косоворотками и зипунами, мелькают и френчи ответработников, море картузов, кепок, шляпок. По мостовым гремят телеги и цокают лошади извозчиков, редко пофыр­ кивают автомобили, облаиваемые огром­ ными стаями собак. К их с Варварой и трех­ летним Игорем улице Журинской, где они снимали полдома, строительный бум тоже потихоньку подбирался, и нелюбящему еще с Канска затхлый деревянный быт этих до­ революционных улочек Зазубрину прият­ нее было сразу повернуть на Красный про­ спект, чем тащиться по скучной Серебре- никовской. Вот такая же одноэтажно-избушечная улочка-близнец — Романова. Потанинская посолиднее: здесь в Сибкрайоно была пер­ вая редакция «СО». Таких разных людей она собрала! Ярославский, без искры лит. талан­ та, и перегруженные этим талантом Правду- хин и Сейфуллина, ревнитель пролетарской линии старообразный Березовский, энергич­ ный Басов, незаметные Тумаркин и Чудинов. Таков этот Новониколаевск, в котором все­ гдажил самый пестрый народ. А сейчас, когда стал столицей Сибири и сюда хлынула вся Сибирь за лучшей долей, и вовсе сплошная «пестрядь»! А все железная дорога. Иживем тут все как поезда — напроход, напролет, сквозняком. На Москву похоже. Кстати— За­ зубрин подходил уже к площади Ильича, или Базарной, как ее звали по привычке — бума­ га из Москвы, может, придет сегодня. Или уже пришла. Придет не сегодня завтра. Ансон уже звонил, готовил. Жалко такой хорошей вес­ ны. Неприветливо посмотрел на достраива­ емое здание госучреждений, строящийся сельхозтехникум, будто в них сидели те моск­ вичи, которые хотели уничтожить его этой бумажкой. Вспомнил своего Аверьянова, «куз­ неца» своего дела и подумал: я не пророк, судьбу себе не ворожил. Да и нет тут Латчи- ных, чтобы его оговаривать, садить в тюрь­ му, расстреливать. Просторная площадь, раз­ двинувшая небо, синее, как блуза, которую Варвара купила ему недавно, заставила вдох­ нуть глубже, шире, сильнее. Он не Аверьянов, не Срубов, не Вишняков или Скурихин, он, Зазубрин — молод, через год 30-летие. Ка­ кие бумажки, какие взыскания?! Все чушь и ложь. Никто не может остановить его. Осо­ бенно, когда все только начинается. Дом Ле­ нина, куда переедет вскоре редакция, откры­ вался во всей своей красе, пока еще обнесен­ ной строительными лесами. Даже если зат­ равят, даже если умру — буду жить, внезап­ но подумал Зазубрин, всегда быстро перехо­ дивший от мрачного отчаяния к самому энер­ гичному действию. Как Ленин, который не умер, оставшись в ленинизме. И, как он, все равно приду на работу, что бы со мной не сделали. «Неспроста оставили ему кресло в Кремле», — вспомнилось вдруг окончание его «Смерти». Но смерть его уже ждала, едва вошел в кабинет на Красном проспекте, 19. Вего крес­ ле сидел вечно беспокойный, марксоподоб- ный Вегман и молча протягивал уже извест­ ное нам письмо с резолюцией из Сиббюро: «Вызвать редакцию в Главлит (?), чтобы раз­ решить поднятый вопрос. Составить ответ, что предпринять в целях избежания в буду­ щем». Хоть и бывший зав. Сиблитом, Вегман принимал на себя всю ответственность за публикацию «Общежития», которое тоже, как «Щепка», всю прочитали вслух. Такова была традиция на его, Вегмана, кваритире на Со­ ветской, 3, «совместной читки беллетристи­ ческих произведений» («Юбилейные замет­ ки»), Но он сделал все, что мог, лишь бы «Об­ щежитие» не постигла участь «Щепки». «Икак бы ругали редакцию, если бы она дерзнула напечатать первый вариант “Общежития”», — вспоминал Вегман («Юбилейные запис­ ки»). Выходит, нужна была третья редакция. Но что бы от рассказа тогда осталось? Вегман успокоил Зазубрина, что ничего страшного не будет. Напишем, покаемся, по­ обещаем. В Москве сидят не палачи, крови никто не хочет. Зазубрин помрачнел. Получать такие убийственные бумаги, где одну из его самых задушевных вещей называли «бытовы­ ми картинками», «пошлейшей порнографи­ ческой пасквилью», «вредным произведени­ ем». Врагу такого не пожелаешь. Но он уже битый. Перетерпит. Всего-то еще одна зазуб­ рина на его сердце, еще один выстрел в его творчество, которое все равно ни на Леони­ да Андреева, ни на Пильняка не похоже. Пусть его в этом убеждают хоть тысячи Правдухи- ных или Воронских. Однако обида уже захватила его. Тем более что Вегман упомянул Пильняка, кото­ рого тоже обсуждали аж на Политбюро. Но буря пронеслась, и он продолжал писать. Правда, уже по-другому, не столь размаши­ сто, как его учитель А. Белый. Тут его озари­ ло: да, я тоже буду писать по-другому, мо­ жет быть, совсем другое, может быть, и не «литературу». И, может быть, именно тогда, в начале апреля, вместе с Вегманом и «вызванной ре