Сибирские огни, № 5, 2010

вживаться в образ. Неужто опять — маска, как дар, рок, ярмо для каждого писателя? На следующий, № 3 «СО» идут его «Сибиряки». Это своего рода шедевр, крепкий, сибирс­ кий, что называется, кондовый стих. Это же все о нас. Ио писателях-поэтах «СО», нашед­ ших здесь себе пристанище после долгого жизненного и литературного пути. Это и о нем, Зазубрине, описавшем траекторию длинного пути: Пенза — Сызрань — Петрог­ рад — Оренбург — Иркутск — Омск — Канск — Новониколаевск. «Исполать, мои сибиряки, / Бродяжня, шпана и посельга». «Широки сибирские края, / Чтоб принять ораву новосел». «Сколь наречий разных и племен / Средь полей, раздолий и тайги... / Это все моя родня кругом, — / Не узнать, кто други и враги». И впрямь: Правдухин, Березовский... Итин, Ерошин... Сейчас друзья. А что через год, два, три? «Косоглазый и скуластый род, / Бродяжня, кочевники из юрт, / Это все — чалдонный мой народ». И авторы «СО»! Канский друг Федор Тихменев тоже «ко­ чевник» — соратник по 5-й армии. Его рас­ сказ «Сам по себе» — будто послание из недавнего прошлого. Может, дружеское, а может, с подвохом. Написано почему-то от лица «беляка» Петра Шайкина, «господина прапорщика», прикинувшегося «красным». Скользкий до мерзости, он, однако, и со сво­ им гонором «маленького» «достоевского» человека, зажатого меж двух миров, как в тисках. Но без Достоевского, самого близко­ го для любого, перешедшего из «первого» во «второй» мир, никуда! Есть тут и свой Порфирий Петрович — доктор Кронин, он же большевик Ковтун, и своя Соня Марме- ладова — Верочка. Но есть и губчекист Кру­ тов. А вот эти подробности — «20 декабря 19-го года с пятнадцатью солдатами 6 -й роты, принеся с собою 3 пулемета и 2 ящика пат­ ронов, перебежал к партизанам Почугаевс- кого фронта», «принял командование над повстанческим отрядом», «с 1 марта я кан­ дидат в члены Р.К.П.», «доклад на митинге в 1-й. и 2-й ротах» — должны были Зазубрина задеть. Особенно эти «пятнадцать солдат»— точное число солдат его роты! Впрочем, один ли он был перебежчиком? «Шайкин женился... В 22-м перешел из Упродкома в Заготконтору. В 23-м судился за преступле­ ния по должности и получил год условного заключения...» Вроде бы и о Зазубрине, но и совсем не о нем, а о его Аверьянове из «Бледной прав­ ды». Вряд ли бы Федя, с которым они о мно­ гом переговорили, порой, душевно, мог вдруг увидеть его «Шайкиным». Впрочем, после «Общежития» он для многих стал выг­ лядеть преступником. Которого можно осу­ дить. Если не на расстрел, то на что-нибудь «условное». Все-таки в Сибири живем, в краю преступников. Как по Скуратову: «бро­ дяжня, кочевники». До Зазубрина тогда, еще зимой, навер­ няка доходили слухи, что в Главлите что-то готовят по «Общежитию», какую-то бума­ гу. Если и отсюда его уволят, то куда дальше? На Алтай, как Ерошин, обратно в Канск, в Иркутск или в Москву, как Правдухин? Есть еще Горький, который в Сорренто и кото­ рый рад поддержать молодых и «глухоман­ ных» авторов. Но до Горького надо еще до­ расти. Есть «Красная новь» — тоже собира­ тель молодых лит. сил. Заняться бы и само­ му таким «собирательством» сибирских ли­ тераторов. Скуратова нашел Итин. И этот новичок тоже свой, брат, бродяга-кочевник. «Учился в иркутском Горном училище на штейгера, бывал на шахтах и Ленских золотых приис­ ках. Работал то коногоном-откатчиком ваго­ неток и запальщиком, то практикантом-де- сятником». А дальше все, как у многих, как у Ерошина: «Был чернорабочим, сплавщиком дровяной чурки в тайге по речке Ушаковке, конторщиком на иркутской Бирже труда... жнецом, учетчиком на Култукской бойне» (Автобиография «Мой путь»). Потом раб­ фак, Иркутский университет, работа в газе­ тах, «общение» со знаменитой «Баркой по­ этов» и И. Славниным, заведовавшим поэзи­ ей в газете «Красный стрелок». Еще один побратим по незабвенной газете! Зазубрин мог читать стихи Скуратова, напечатанные, очевидно, по рекомендации Славнина, в но­ мере от 21 февраля 1921 года. Точнее, его стихотворение «Золото». Но под псевдони­ мом «Михаил Вельский». От которого его заставил отказаться все тот же Итин: «Стихи приняты, — писал он Скуратову в 1924 году из Новониколаевска. — Но что мы будем делать с фамилией—Михаил Скуратов-Бель- ский? Получается очень длинно. Откажитесь от какой-нибудь половины». И он отказался в пользу сибирской, «родовой» и стал «од­ ним из первых запевал советской поэзии в Сибири» (В. Итин). Кроме чалдонов, есть и «косоглазый и скуластый люд», и «кочевники из юрт». Пусть еще и не в качестве авторов, а героев произ­ ведений. Вот повесть дальневосточника Ру­ вима Фраермана. Превосходная! О том, как самый что ни на есть забитый, затюканный и обманываемый русскими купцами охот­ ник-гиляк Васька стал красноармейцем. Ка­ залось бы, из-за пустяка, охотясь за редкой