Сибирские огни, № 5, 2010

Владимир ЯРАНЦЕВ ЗАЗУБРИН* 1. Поэты. «Пестрядь» Статья Я. Брауна не могла не задеть За­ зубрина. Прав, несомненно прав ленингра­ дец, мог думать он, будущее литературы не в творческих индивидуальностях, а в их сум­ ме. И уже сейчас, в этом траурном 1924-м, их, индивидуально сильных, наберется на­ много больше десяти. Особенно сильны поэты. Можно даже поспорить, кто из них лучше, «первее». Ка­ залось бы, Итин — несомненный лидер. Ав­ тор поэтической книги «Солнце сердца», стихов столькоже зажигательных, солнечных, сколько и умных, литературных. Он близок и Блоку, и Гумилеву, и Маяковскому. Не зря эпиграфом к зазубринской «Смерти» он взял строку из своего стихотворения «Ленин», опубликованного, кстати, в том же номере «Советской Сибири», что и его «Минус Ле­ нин». В№ 1«СО» — сразу два больших сти­ ха Итина, «Брест» и «Февраль». Оригинален, конечно. Его взгляд на рожденное Лениным поколение Советской России: это новая «раса», «каста / никогда не виданных гро­ мил» («Февраль»), это «чекисты по образу мыслей и жизни» («В. Зазубрину»). Но есть и И. Ерошин. Вернее, «Ерошин Иван», как он любит почему-то подписывать­ ся. Это наш, сибирский Есенин. Правда, не- долгий. Вскоре его потянуло на Алтай, и си­ неокие русские глаза его музы все больше ста­ новятся раскосыми. И слава богу. Алтай Еро- шина просто выручил. Иначе, использующая раннеесенинские словарь и образность — «та­ буны деревень», «избяная высь», «звездный кров» в общедеревенских декорациях (поля, цветы, зори, овсы, туманы, пастухи, ямщи­ ки, кони) — поэзия Ерошина быстро бы увя­ ла. И уж точно бы ушла религиозно-библей- ская аранжировка. В 1922 году еще можно было писать: «земля обетованная», «псалом вселенский», «древо духа», «свете тихий, Русь забытая», а также молиться и прича­ щаться, хоть и в переносном смысле. Но и это скоро все уйдет, отсеется. Что же у Ерошина свое, что трогает, за­ ставляет читать? Почему к нему «очень ду­ шевно относится» (Н. Анов) такой ортодок­ сальный партиец, как отец-основатель «СО» Е. Ярославский, за что его так любят в редак­ ции, публикуя едва ли не в каждом номере? За лирическую песенность, какую-то не­ жность стиха, и неесенинскую, и несибирс­ кую. Чувствуя эту всеобщую любовь, он и отобрал в свой «Переклик» только лирику, оставив за бортом дореволюционное подра­ жательство, революционный газетный пафос («Бейте зорю, барабаны, / Барабаны бейте зорю!.. / Волю, волю красным крыльям!..»), послереволюционное пролеткультовство («Огнекрылый завод» и т.п.). Эти шатания от завода к избе, от про­ леткульта к молитвам в «храм радости» за­ метил первый рецензент «Переклика» И. Калигин. В отличие от читателей одной этой книжки-малютки (31 страница!), читав­ ший и его стихи в «Советской Сибири». «То он воспевает революцию как пробуждение жизни от дремоты, как “песноорлий взмах”. То он запевает снова “песнь опальную” сына Сибири, “сторонушки кандальной”... Стано­ вится жалко автора— жалко за то, что он, не любя искренне революцию и не понимая ее, пытается отдать ей дань». Так решается за­ гадка «Переклика», его явной есенинско- клюевской образности, опрощенной до «простого примитивного» (И. Калигин). Поэт этим словно говорил, публично объяв­ лял: уж лучше примитив, чем дутый рево­ люционный пафос, лучше славить избы, поля, ручьи, чем машины. Продолжение. Начало в №№ 6-7, 11-12, 2009 г.