Сибирские огни, № 5, 2010

Г. Суворов постоянно стремится гово­ рить от лица множества, выразить коллектив­ ное сознание, коллективное самочувствие, коллективные устремления, коллективный опыт. Многие его стихи начинаются место­ имением «мы»: «Мы вышли из большого боя», «Мы стали молчаливы и суровы». Показательно, что и три из пяти главок «Не­ вской баллады» тоже начинаются местоиме­ нием «мы». Самой словесной организаци­ ей стиха автор «Слова солдата» передает железную дисциплину, которой спаян бое­ вой коллектив. Сошлемся хотя бы на отры­ вок из стихотворения «Однажды ночью»: Толкнулось в берег черное весло. От берега пять лодок отошло. Пять лодок режут воду поперек. Пять лодок. Пять невидимых дорог. Пять лодок. Пятьдесят бойцовских глаз. Нева молчит. Нева не выдаст нас. Неву пять лодок режут поперек. Одна команда. И один прыжок. Одна команда. И гранаты вверх. Сверкнул огонь, и вмиг огонь померк. Сверкнул огонь, и с громом в небосклон Летят комки земли, летит бетон. Одна команда. И один прыжок. Пять лодок режут воду поперек... В этом балладном по характеру стихот­ ворении, несущем отчетливую печать влия­ ния тихоновской манеры, почти физически ощущаешь концентрацию коллективной энергии, чудовищное напряжение сил в еди­ ном волевом порыве. Короткие предложе­ ния падают как команда и передают наряду с повторами четкость действий, приводящих ее в исполнение. «Мы все жили суровой жиз­ нью, но в каком-то громадном коллективе, который страдал, переживал боль, грустил и радовался так, будто имел одно сердце и один разум»15, — так характеризует Н. Тихонов атмосферу того времени, когда тесная друж­ ба связала его с сибиряком Г. Суворовым. Лирическое «я», появляется преимуще­ ственно в тех стихах Г. Суворова, где либо от­ ражены впечатления довоенных лет («Тропа войны»), либо высказывается мечта о мир­ ном будущем («Когда-нибудь уйдя в ноч­ ное»), либо изливается любовное чувство («Сны», «Во имя любви»): в реальности вой­ ны человек как бы не имеет права на обособ­ ленное существование. И если «я» в чисто военных стихах поэта все-таки появляется, то сказанное в них о себе может быть отнесено к любому воюющему солдату и офицеру: Пришел и рухнул, словно камень, Без сновидений и без слов, Пока багряными лучами Не вспыхнули зубцы лесов. Покамест новая тревога Не прогремела надо мной. Дорога, дымная дорога — Из боя в бой, из боя в бой... («Пришел и рухнул») Так поэт передает ощущение своей не­ отделимости от фронтового братства, еди­ ной судьбы с ним. В лирике Г. Суворова поэт, прежде все­ го — солдат, разделяющий трудности воинс­ кого пути и в «тихий час предгрозья», и в момент, когда вершится легендарный подвиг. Война круто изменила его прежние «марш­ руты», увела далеко от книг, от мечты об институте, от родных рек и хребтов, от глухих таежных дебрей, где кулан с голубыми рога­ ми, где, разрывая в клочья предрассветный туман, поднимается из-за гор солнечный мак («Сегодня ты боец, готовый к бою»). Как поэт-воин, свой индивидуальный солдатский долг Г. Суворов видит в том, чтобы поведать в стихах сыну героя о подвиге его отца так же сурово и просто, как был свершен сам подвиг, чтобы прославить героя и к муже­ ству призвать («Я славлю вас, герои»). И не­ многие стихи Г. Суворова о любви, где лири­ ческое «я» поэта естественно выходило на первый план, тоже были словом солдата. * * * О том, какое место заняла интимная ли­ рика в его творчестве, Г. Суворов так сказал в стихах: «Коротка. Короче мига эта радуж­ ная книга снов моих иль просто слов». Стихи о любви в книге «Слово солдата» — лишь одна из граней темы войны, на которой были сосредоточены все душевные силы. И имен­ но в отношении к войне искал поэт определе­ ния своему чувству. Любовь в его стихах была сновидениями мелькнувшей юности, вздохом по родному краю, снами, сулящими удачу боя, символом веры, тревожной мечтою на вы­ жженном войною поле... И шла речь о насто­ ящем ли, о прошлом ли, — это была даже еще и не сама любовь, а лишь предчувствие, желание ее, романтическая мечта о любви