Сибирские огни, № 5, 2010
добираться до цели. Таким образом, они могли проникать дальше в тыл противника, а также быстро встречать в воздухе немцев, не допуская их вглубь нашей обороны. На таких «подскоках» я обычно и работала. Однажды в Белоруссии, где всё леса и леса, наши воздушные разведчики выс мотрели небольшую поляну, пригодную для взлёта и посадки небольшой группы са молётов. Истребители там сели, а я вместе с механиками добралась туда на маши не. Развернула радиостанцию, и три дня мы работали нормально. Самолёты в основ ном ходили в разведку. А на четвёртое утро, как только наши улетели, появились вражеские бомбардировщики. Очевидно, немцы засекли временный аэродром и решили его уничтожить. Бомбили они очень профессионально, но я не могла бро сить радиостанцию и спрятаться в укрытие, потому что надо было срочно предупре дить ребят, находившихся в воздухе. Ведь от нашего аэродрома остались сплошные воронки, и для посадки он уже был не пригоден. Я вышла в эфир, предупреждая эскадрилью о невозможности возвращения сюда. — Маленькие, маленькие (так условно назывался истребитель), экономьте го рючее и идите на запасные точки! — кричала я им. Немцы постоянно подслушивали нас, как, впрочем, и мы их. Они быстро засек ли мою радиостанцию, и их самолёты стали летать над поляной почти на бреющем, стреляя по кустам. Радиостанция уцелела, а я была ранена и сильно контужена, но эфир прервала лишь тогда, когда с основного аэродрома передали, что мои самолё ты сели на запасной точке. Меня срочно увезли в санбат, где я очнулась только на пятые сутки. Не говорила, не видела и не слышала. Из носа и ушей текла кровь. Но выжила. — Мы молодые бедовые были, — поддержала подругу Мария Акимовна Лево- ненко, — я хотя и санинструктором служила, но тоже в авиации. Правда, когда два фронта, Ленинградский и Волховский, перешли в контрнаступление, оказалась с груп пой разведчиков в районе станции Тосно. Мы попали под сильнейший артобстрел. Одного из нас убило, а восемь человек получили ранения. Я была ранена в ногу и в обе руки. Несколько дней в санбате лежала без сознания. —А я когда лежала в медсанбате без сознания, — дополнила свой рассказ Тамара Васильевна Кожмякова, — туда приехал генерал — командир нашего авиационного корпуса. Он к нижней рубашке, которая висела на спинке моей кровати, приколол ме даль «За отвагу!». Я сама не видела, но девчонки, которые находились в палате, мне об этом с восторгом потом рассказали. Так что вы думаете? Только-только я пришла в себя, стала немножко слышать и, заикаясь, говорить, прилетел из нашей части самолётик У-2, чтобы специально меня навестить. Наши лётчики пилоту этому наказали: «Если она пришла в себя, приве зи!» А меня врачи не отпускали в таком состоянии. Главврач зашумел: «Вы что там все с ума посходили!» Я заплакала, а пилот, прилетевший за мной, говорит: — Не реви! Сейчас я тебе свою шинель принесу и сапоги.— Принёс в палату. Я все с себя сбросила, в шинельку завернулась и... сбежала! Без документов, без аттестата, без всего. Главное, чтоб от своих не отстать. Начальник санслужбы корпуса сказал нашему фельдшеру: — Вы хотя бы в её красноармейскую книжку запишите, что в августе 1944 года у неё было тяжёлое ранение. Записать-то записали, но когда фельдшер поехал в санбат за справкой, ему не дали, ответив: «Она дезертир! Мало ли, что она в вашей части служит. От нас она дезертировала». Так и не дали. И у меня до сих пор кроме записи в красноармейской книжке никаких подтверждающих документов об этом ранении нет. А куда меня только война не бросала! В апреле 1945 года, когда шли бои за порт Пилау, меня с радиостанцией командировали в отряд торпедных катеров координи ровать действия моряков и пилотов, прикрывавших корабли с воздуха. Три дня я ходила на командирском торпедном катере. Это был кромешный ад. И когда мы возвращались на базу, у меня от нервного напряжения ноги отказывались ходить, и матросы в буквальном смысле меня носили на руках. Только на третий день, когда мы немцев одолели, я, счастливая, сама сошла на берег. В этот момент меня увидел и сфотографировал корреспондент фронтовой газеты, удивившийся девушке в мор ской форме на торпедном катере. — А я самая настоящая «ночная ведьма». Так нас немцы называли, — предста вилась штурман 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного ОЛЬГА СОЛОВЬЕВА, ВЯЧЕСЛАВ ТЯБОТИН ДЕВОЧКА ИЗ БРЕСТСКОЙ КРЕПОСТИ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2