Сибирские огни, № 5, 2010

НИКОЛАЙ БЕРЕЗОВСКИЙ ЩЩй ФРОНТОВЫЕ ТЕТРАДИ кой Германии. Семён даже находит где-то фотографа, и фотографируется на память со своим товарищем Коробковым, но, к сожалению, снимок не получился — «послать нельзя». Только изредка, как о чём-то само собой разумеющемся, упоминается, что «вче­ ра поддерживали огнём разведку боем», а «сегодня немец дал нам прикурить». На сторонний взгляд, и на войну не похоже. Но те, кто воевал, знают: это и есть будни войны, которые переносятся гораздо тяжелее, чем открытые схватки, прорывы и на­ ступления. Ожидание всегда тягостно, а на фронте— особенно. Неспокойно и на душе Семёна. «Литва горит, — записывает он в дневнике 8 октября. — Скоро в бой, облака делаются всё темнее и превращаются в грозовые тучи. Третий Прибалтийский уже начал (наступление. — Н. Б.), третий день идёт беспрерывная артиллерий­ ская канонада, а мы, по всему, скоро должны будем поддержать своих. А пока, несмотря на ничегонеделанье, продолжают выбывать люди. Ранило сегодня младшего лейтенанта Нечаева — командира взвода управления пятой бата­ реи. Сильный и крепкий духом. Перебило ему плечо, оторвало пятку на правой ноге, перебило кость голени той же правой ноги, ранило в мякоть левой и в живот... И ни одного стона, только скрипит зубами. Хороший парень. После отправки его в госпиталь мы мстили врагу, выпустили по полсотни мин на каждом участке, где только могут быть фрицы. За лейтенанта мы изведём в стократ больше...» Здесь, думается, в комментариях нет нужды. Но, заметьте, даже Гладких, про­ шедший огни и воды, сам неоднократно раненый, поражён мужеством взводного, хотя и пишет о нём без громких слов. Девятого октября в дивизионе была проверка. Видимо, Гладких сопровождал проверяющих, поэтому вечером он и записывает следующее: «Полковым представителям наша передовая понравилась своей чистотой и куль­ турностью. Сейчас во всём чувствуется наша хозяйственность, всё лежит там, где и положено лежать, а если вспомнить первые годы войны, то никакого сравнения с ны­ нешним временем. Славяне научились воевать. А фриц продолжает работать день и ночь, взрывает, жжёт, смазывает, гад, пятки. А Прибалтийский всёжмёт ижмёт...» Начиная с 16 октября, записи в дневнике становятся короткими, как бы рваны­ ми, и это понятно — началось долгожданное наступление: «После двухчасовой артподготовки наша пехота рванулась вперёд, а за ней и артиллерия... Вот уже два дня рвём немецкую оборону на подступах к Восточ­ ной Пруссии. К 2.00 я с четвёртой батареей достиг деревни Порожничики. На прусской земле вместе с пехотой уже побывал капитан Котляренко, а мы под­ держивали их огнём... За эти два дня прорыва мы потеряли Джаненова и Сызды- кова, а ещё двое, легкораненые, остались в строю...» 19 октября: «Противник обороняется ожесточённо, два раза переходил в кон­ тратаки, а последний раз особенно настырно пытался отбросить нас на старый рубеж. Но и эту атаку отбили, все вместе, и у нас ранили телефониста Смолина. В 16.00 взяли в плен фрица. Как волк озирается. А когда хутора жёг, тогда, наверное, не озирался...» 20 октября: «В 11.00 были ранены капитан Котляренко, который вряд пи вы­ живет, старший сержант Приписное, Кундруцкий, Чечурин — они в таком же состоянии, как и капитан. Легко задело красноармейцев Алёшина и Кучинского... Много крови придётся пролить за эту прокпятую Восточную Пруссию». Дальше записи обрываются, видно, не до дневника было Гладких, наступление есть наступление, он возвращается к нему лишь 30 октября: «Я остановился на том, что двадцатого октября был ранен командир диви­ зиона. А дапьше пришлось брать местечки Гросс, Варнингкен, Шилленицгкен, где мы потеряпи убитыми и ранеными нашего “старичка ”мл. сержанта Алдошина, мл. сержанта и одновременно парторга четвёртой батареи Пискунова Ивана Селивер- стовича, красноармейца Иванова Юрия, который умер по дороге в госпиталь, не бу­ дет никогда в наших рядах красноармейцев Чугова, Чернявского. Ранены Мародолиев, Джебраилов, Одигазачов, Кусакин, Семелуцкий, Чирков. Отвоевался и Юрка Горбу­ шин... А воевали неплохо, у людей было приподнятое настроение, но и фриц оборонял­ ся отчаянно, за всё время моего пребывания на фронте я такого сопротивления ещё не встречал. За каждую кочку, за каждый бугорок фриц держался, как чёрт. Но всё равно бежит, бежит...»