Сибирские огни, № 5, 2010

от снарядов. Чуть дальше, в траншее, лежали на земляной полочке две большущие шпули с таким же толстым проводом, одна •— намотанная доверху, а другая — почти пустая. Местами на бруствере и внизу было густо, как с мешка, насыпано гильз — пустых, без пуль, некоторые из них позеленели уже от влаги, другие — мокрыми кругляшами желтовато сверкали в грязи. Кое-где белели куски окровавленных мок­ рых бинтов, разметанных ветром по брустверу, по стерне. Везде чернела вздыблен­ ная взрывами земля, на косогоре не осталось живого места от взрывов и воронок. Но людей здесь нигде не было— ни живых, ни убитых; наверное, люди ушли, когда утих бой. Хотя в окрестностях не появилось еще ни одного немца, Серафимка чувствова­ ла, что победили немцы: всю прошедшую ночь по шоссе за торфяником гудело до рассвета— все там ехало, пёрло, двигалось на восток. Значит, наши отступили. То оглядывая перекопанные войной окрестности по-над торфяником, то загля­ дывая в траншею, где более глубокую, а где совсем мелкую, до колена, Серафимка набрела на какой-то траншейный тупичок с холмиком на поверхности, который был обложен свежим дерном, будто большая могила у траншеи. Сперва она мягко ступила босыми ногами на этот холмик, но, спохватившись, сошла назад, чтобы обойти его. Затем перепрыгнула неширокую траншейку и вся содрогнулась от чьего-то голоса, что глухо прозвучал будто из-под земли. Когда она оглянулась, то и вовсе ужаснулась от того, что увидела: сзади, в глубине траншеи, держась отведенной рукой за земляную стену, с пистолетом в другой, стоял чело­ век в неподпоясанной красноармейской форме, его голова и глаза были толсто об­ мотаны грязным бинтом, конец которого болтался от ветра над окровавленным плечом в зеленой диагоналевой гимнастерке. Человек, застыв, напряженно вслу­ шивался и отчаянно-сурово рыкнул: — Стой! Кто тут? Не подходить! Стреляю! «Ай, боженька мой!» — испуганно подумала Серафимка, не зная, как отклик­ нуться, или лучше, не откликаясь, убежать отсюда, пока тот не увидел ее и не застрелил... — Женщинка я, здешняя, — дрожащим от волнения голосом наконец отозва­ лась Серафимка. Человек немного помолчал, подумал, переступил с ноги на ногу, но руку с пистолетом не опустил. —Женщина? Одна?.. Отвечай быстро! —Одная... — Кто еще есть? — Да никого же. Одна вот иду. — Так. Подойди ближе! — строго приказал человек, и Серафимка, ступая по мягкому брустверу, подошла на три шага ближе. — Где немцы? — Так и наших нет. Нигде никого. —Да?— глухо промолвил человек и вяло прислонился спиной к стене траншеи. Видимо, стоять ему было неудобно или он ослабел от ран. Он молчал. Серафимка тоже молчала, чувствуя теперь какую-то свою зависи­ мость от этого бедолаги, и внимательно разглядывала его. Но забинтованное лицо человека не многое позволяло ей понять, разве что жесткие, давненько не бритые челюсти свидетельствовали о его не очень молодых летах да некие блестящие значки в черных петлицах на воротнике означали, что он не простой, не рядовой красноар­ меец, а, видно, какой-нибудь командир. — Женщина, ты мне должна пособить, — спокойней, но с прежней натянуто­ стью сказал человек и умолк во второй раз. — Так я ж ... — будто даже обрадовалась Серафимка. — Что вам? — Чего мне? — переспросил человек и сел, будто рухнул на дно траншеи. — Плохо мне! Вот... И чего-либо поесть... —Ладно. Только я сбегаю, тут недалеко. Вы подождите. — Но чтоб без обмана. И не вздумай кого привести. Застрелю всех. — Ага, — сказала Серафимка.