Сибирские огни, 2008, № 12

ВАЛЕРИЙ БАРАНОВ ТЕОРИЯ БЕССМЕРТИЯ — Здравствуй, Таня. — Поговорим? — Я как раз сегодня выделил себе полтора часа на прогулку и разговоры. — Вот и хорошо. Пошли в городской сад. Посидим там настойчиво и уединенно на какой-нибудь лавочке. — Тебе что-нибудь сразу купить? — Сиверин перевел взгляд с нее на ларьки. — Пива? Пепси-колы? Презервативов? — Думаешь, в этом есть что-то значительное? Скорее, голое... я не предохраня­ юсь. И, потом, я не знаю, что к твоим покупкам еще придется прибавлять: твои поцелуи или твои оскорбления? Я плохо разбираюсь в этой твоей идиотской изыс­ канности. — Извини. Ты сегодня какая-то беспокойная, взбудораженная... У тебя, случай­ но, не ангина? В ответ она только презрительно пожала плечами. И они уверенно пошли в сторону городского сада, она — чуть впереди, он — за ней, пытаясь догнать или вообразить, что идет в ногу с ней. Воодушевленно, пытаясь произвести впечатление абсолютной безразличности к прохладе и сырости, к пряным и нежным запахам осени, они выбрали в тихом уголке скамейку. Некоторое время они сидели и молчали. — Ты хотела поговорить со мной? — Я, наверно, покончу с тобой. — Эту фразу я уже слышал сегодня во сне. Ты послала ее мне под утро. Только без слова «наверно». — Потому что прошедшую ночь ты был с какой-то женщиной... Не отпирайся. Я в этом абсолютно убеждена. Кто она такая? — Обычная замужняя женщина. Тебе даже не стоит с ней знакомиться. — Не понимаю тебя, Василий! Какого рожна тебе надо? Ведь красивей и лучше меня ты уже никого в этом городе не найдешь. — Это красивей и лучше тебя я в этом городе никого не найду? Какая ослепи­ тельная ложь. Произнесенная с чистым сердцем. Ложь, которая тобой даже и не ощущается как ложь. Да и какую я могу от тебя требовать правду, если из-за тебя, из- за твоей лжи уже погибло столько мужчин? — Я не помню ни одного. — А я кое-что помню... Помню, как к одной красавице — то ли проституточке, то ли так, к любительнице — ходил мой друг. Вроде, чертежницей она тогда еще работала, а может, копировщицей в проектном институте — суть не в этом. Суть была в том, что мой дружок совсем извелся, просил у нее, просил, даже всяческие блага за это сулил... А она ни в какую! Всем давала, а ему — нет! И неизвестно, как долго бы эта канитель продолжалась, только моему дружку совсем невмоготу стало. Оттащил он ее чертежный комбайн от подоконника, чтобы раму можно было приот­ крыть, да и сиганул из окна головой об асфальт. — Счастливчик. — Дмитрий так ударился головой о площадь Пушкина, что никто потом не смог разобрать: счастливое или несчастное было у него выражение на лице, когда он лежал в гробу? — Успокойся, он был счастлив именно в тот момент, когда летел вниз. Вспомни у Бунина, как Митя «с наслаждением выстрелил» себе в рот. — Ах, какие мы добренькие! Тебе бы лучше со своей дерьмовой добротой лежать на диване в своей чистенькой однокомнатной квартирке на краю города (там воздух посвежей), грызть ногти и плевать в потолок. — Это скучно. — Ты зевнула? Ай-яй-яй, вот это уже было наиграно! Что за маскарад? Для кого? Зачем? И эта осторожность... Как будто кто-то не позволяет твоей особе цели­ ком отдаться тому, что ты с таким успехом сейчас претворяешь. — Что я делаю? 66