Сибирские огни, 2008, № 12
— Знаешь! — Да я не могу даже представить, кто бы мог это сделать, кроме меня! И нож ведь мой из тела торчал... — Ну и что из того, что нож твой. В тот день его у тебя не было. Накануне ты отдал свой нож Винниковой. Хочешь прочитать ее показания? — Все это несерьезно. Она могла оставить нож в своем рабочем столе, а на следующий день на работу не пришла, так что не могла знать, кто из стола взял нож— я или кто-то еще. — Вот именно: «кто-то еще»! — Кто-то еще — я сказал для объективности. — Для объективности! — фыркнул Голиков. — Вот и получается, что все про дукты твоей мыслительной деятельности, которыми ты сейчас со мной так скромно делишься, были осуществлены когда-то раньше без серьезных ошибок. Сейчас они только разоблачают те причины поведения — твоему сознанию. Что-то у тебя было в прошлом. Что-то такое страшное, что ты даже согласен на самооговор... Но то, что ты согласился на убийство, еще не означает, что ты его совершил. Почему ты так испугался, когда я спросил про отсутствие твоих отпечатков пальцев на ноже? Поду мал, что эксперты обнаружили на нем отпечатки пальцев другого человека? Того, кто действительно взял твой нож из стола Винниковой? Ведь после недолгих размыш лений совсем нетрудно прийти к выводу, что на ноже должны сохраниться отпечатки пальцев Светланы Адамовны... — Во-первых, на ноже вы вообще никаких отпечатков не обнаружили. Правиль но я предполагаю? Молчите. Но допустим, что на ноже вы обнаружили отпечатки Светланы Адамовны. Ну и что? Назовите мне хоть одну действительную причину, за что ей убивать Соколова? Серьезную, необходимую причину! — А ты за что его убил? — Ну, я услышал крик. Кинулся спасать. Я ни о чем даже не успел подумать. Все произошло молниеносно... А вот любая трезвая женщина, тем более такая, как Свет лана Адамовна, сначала хорошо подумает, а потом уже делает. Потому что она учи тывает неизбежность наступления последствий. И она не может, даже теоретически, находиться в состоянии аффекта по отношению к Соколову. Сиверин взял пачку сигарет, лежавшую с его края стола. Голиков полез в карман за зажигалкой. Сиверин тут же положил пачку назад на стол: — Нет, нет. Я курить не буду... Но если, как вы предполагаете, она тайно взяла нож из стола Винниковой с какой-то определенной целью, то налицо преступный умысел. А вот это уже ни в какие ворота не лезет. Тут должна быть очень серьезная причина. Но ее нет! И не может быть такой причины, которая бы заставила Светлану Адамовну попытаться убить Соколова. Кто он для нее? Зачем он ей? — Она Соколова перепутала. — С кем? — С вами! — Тогда Светлане Адамовне не избежать психиатрической экспертизы. — Василий Владимирович, вам не шутить надо, а думать, думать и еще раз думать. Вы должны все-таки сознаться! — Я сразу во всем сознался. — Это не то. — Ну, может быть, кто-то еще был. Ведь Светлана Адамовна кого-то испуга лась в темноте и закричала. Как она объяснила вам эту причину? Почему она закричала? — Ей показалось, что кто-то дотронулся до нее в темноте. — Ну вот, видите... — Никто ничего не видел. Потому что лампочка в подъезде не горела... Да и не верю я в кого-то еще. Против любого постороннего в этом деле у нас есть очень сильный аргумент — твой нож. Хотя, может, ты и прав, не против любого ... В тот день Светлана Адамовна спрашивала у главного редактора про нечто странное. — С вашей недоверчивостью, Александр Владимирович, любое действие инте ресующего вас субъекта можно объявить подозрительным или странным.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2