Сибирские огни, 2008, № 12

МИХАИЛ ЧВАНОВ ФРАНЦУЗСКИЕ ПИСЬМА Собор почему-то оставил у него гнетущее чувство. Потрясали его размеры, архитектура, тончайшая резьба по камню, витражи, исполненные великими масте­ рами, но от всего этого, ему казалось, веяло холодом, словно во всем этом не было души, словно она ушла куда-то, и он не смог в нем долго находиться. Почему-то вся эта величественная красота угнетала его, прижимала душу к земле. Она пыталась что-то рассказывать о соборе, он не слушал, собор давил, подав­ лял его своей холодной совершенностью форм, холодным каменным величием, и он поскорее вышел наружу, оставив их с другом внутри. Смотрел на раскинувшийся внизу, до самого горизонта, гигантский мегаполис. Он знал, что Лион останется в его памяти огромным морем красных крыш. И почему-то именно здесь, над шу­ мящим далеко внизу городом, жуткое чувство одиночества снова схватило его за горло, и если бы он не создавал этим проблему своим спутникам, прежде всего, конечно, другу Юрию, он, наверное, бросился бы со смотровой площадки вниз на острые камни. То ли она почувствовала это, то ли просто к тому времени они с Юрием налю­ бовались убранством собора, она неожиданно подошла сзади и крепко взяла его за руку: — Что с тобой? Он промолчал, не поворачиваясь к ней. — Давай я тебя сфотографирую на фоне Лиона, — потянулась она к его фото­ аппарату. — Нет, не хочу! — неожиданно резко ответил он, по-прежнему стоя к ней боком. — Ты не хочешь, чтобы тебе что-то напоминало о Лионе? — Может быть... — Что ты еще, кроме памятника Экзюпери, хотел бы увидеть в Лионе? — Ничего. — В здешней картинной галерее полотна Дюрера, Ван-Дейка, Рубенса... — Нет, не хочу, — не дал он ей договорить. Она прикусила губу, чтобы не заплакать, но в это время из собора вышел Юрий, который ничего не заметил или сделал вид, что ничего не заметил, и они поехали к памятнику Экзюпери. Лучше бы не ездить! Памятник был какой-то невзрачный, даже нелепый: высо­ кий столб, на котором сидит, как бы помахивая ножками, маленький согнувшийся человечек, не поймешь, то ли в летном шлеме, то ли в детской шапочке с помпонами. Ему до слез стало жалко Антуана де Сент-Экзюпери, а еще больше — самого себя. Они смотрели снизу вверх на этот нелепый памятник. Тайком от Юрия она еще крепе сжала его руку в своей теплой и мягкой руке... — Я в свое время с удивлением узнала, — уже в машине, может, чтобы нару­ шить неловкое молчание, сказала она, — что лионцы, по крайней мере буржуа, высший свет, до самого последнего времени недолюбливали Экзюпери. — Почему? — почти одновременно спросили они с Юрием. — Как они недолюбливали генерала де Голля. Им неплохо жилось и при немцах. Верхушка города были в основном вишисты, немцы их не очень-то обижали, а он своим поступком, даже уже будучи не годным после многочисленных ранений к летной службе, вступив в Сопротивление, а еще больше своими книгами испортил им благополучную жизнь... На каком-то углу ближе к окраине города на пересечении с трамвайной линией она неожиданно (хотя какая тут неожиданность, они для того и ехали сюда) сказала: — Вот и все. Приехали... Вон мой трамвай меня дожидается. — Но, может, все-таки довезем до дома? — стал настаивать Юрий. — Нет, — она решительно отклонила предложение. — Там такое запутанное переплетение улиц... Потом вам трудно будет выбираться из города на основную магистраль. Она трижды по-русски и крепко поцеловала его друга Юрия, торопливо, чуть коснувшись губами, ткнулась ему в щеку и побежала к трамваю. Видимо, ей нелегко далось это непринужденное с виду прощание, потому как она попыталась заскочить 22