Сибирские огни, 2008, № 12

БИБЛИОГРАФИЯ В 11-м номере «Знамени» новые стихи Геннадия РУСАКОВА, великолепные, но все же воспринимаемые как слабый отблеск (или отсыл) старых (к старым). Упрямое ощущение, будто бы Русаков долго и трудно искал в себе основание для написания этой подборки, и смог его хоть в какой-то мере найти лишь в себе прежнем... Но могло ли быть иначе? Сегодня причин и пространства для поэзии, и правда, нет. Предпочесть молчание натужным строчкам (зачем? чтобы не вычеркнули из «поэтов», чтобы не потерять самоуважение?) по силам не каждому. Но приложи труд — и живший некогда гул снова почти живой. «Почти» — даже в этом, самом, на мой вкус, «пряном» стихотворении подборки: Копошением бездны, разверзнутой над головами, завершается август, и тени рядами кладёт. Сердце бьётся у горла. Трава прорастает словами. И просторной походкой от Редькина время идёт. Для чего мне всё лето гремели железом дороги и цвела ежевика, грубела у нас на задах, выплывал и качался разбойничий месяц двурогий, и касатки сидели на вытянутых проводах? Завершается август. Полощутся в стираной сини золочёные клики теряющих перья станиц. И, срываясь с приволья, размахом тяжёлой гусыни улетает отчизна по следу кочующих птиц. Улетай, моя воля! Прощай, моё лучшее время! Отгуляют, откличут большие мои города. Отгудят пароходы, и пчёлы мне торкнутся в темя. И под масляной плёнкой уснёт зоревая вода. Все это, помнится, уже было когда-то озвучено самим Русаковым вернее, пронзитель­ ней, вот в чем дело. Впрочем, брюзжать по поводу русаковской подборки, когда все журналы забиты стихоподобной мерзостью — роскошь. Здесь же — в любом случае — уровень и горь­ кий свет, идущий от лучших стихотворений Русакова и (как мне было бы приятно думать) от Арсения Александровича. Кстати о Тарковском. Неизвестно за какую вину он был самым бесцеремонным образом залапан «поэтом, драматургом, сценаристом» Александром ТИМОФЕЕВСКИМ («Новый мир», № 11, 2008). Досталось от Тимофеевского, надо сказать, еще и Бродскому, Хлебникову, Модильяни и Блоку. Их просто всех пощупали — без юмора, без ума, без цели и уж конечно без любви. Умирает Блок и трудно дышит. Ничего не видно впереди. Тяжело дышать — в дневник он пишет — Сердце занимает полгруди. Этот скудный текст не безупречен, Но иного нет, как ни крути. Тяжело дышать. Дышать здесь нечем. Сердце разрывается в груди. Что это было? А ничто. Зачем это? А говорю же — ни за чем. При чем тут Блок? А ни 174