Сибирские огни, 2008, № 12

* * * * * * «Нам легче жить, если мы говорим, что нам трудно жить» (Н. Эрдман. «Самоубий­ ца»), * * * Писатели делятся на тех, кому страшно умирать, кому некогда и тех, кому это необ­ ходимо. Как азартная игра то ли в смерть, то ли в литературу. А надо ли отличать одну от другой? Литературу, с самого ее зарожде­ ния, уже отождествляли со смертью, с траге­ дией. С Эдипом, от Софокла до Ю. Волкова (недавнего нечаянного номинанта Букера). Лучший герой-«смертник» — всегда не­ множко Эдип. * * * Самый эдиповский герой — Арбенин из «Маскарада» М. Лермонтова. Глубоко эдиповская натура, только он мог сказать так, как говорит Арбенин своей жене Нине: «Да, ты умрешь — и я останусь тут. / Один, один... года пройдут, / Умру — и буду все один! Ужасно!». Посмертное одиночество — хуже агасферовского. «Неизвестный» — еще одна жуть дра­ мы. Он говорит об Арбенине: «Но вы его души не знаете — мрачна / И глубока, как двери гроба; / Чему хоть раз отворится она, / То в ней погублено навеки». А кажется, это сам Лермонтов, его «черный человек», — о себе. Еще чернее его «Пророк»: «С тех пор, как вещий судия / Мне дал всеведенье про­ рока, / В очах людей читаю я / Страницы злобы и порока». Зло и смерть, смерть и зло — порочный, роковой круг. Как дата рож­ дения, оборачиваемая в дату смерти: из 1841-го в 1841-й. * * * Знаменитый фильм С. Герасимова «Маскарад» (1941) — о «черном человеке» Лермонтова, Арбенине. С тех пор он не мо­ жет представляться иначе, чем в образе ак­ тера Н. Мордвинова. Черный фрак, черные- пречерные волосы, так и хочется сказать, байроновские. И черные глаза с мрачным блеском, как у одержимых. И одержимое чтение лермонтовского текста, в контраст его классически чеканному строю. Все в этом черно-белом предвоенном фильме звучит набатом. Отныне к дате создания драмы Лер ­ монтова можно присоединить и дату начала войны: 1841-1941. И еще двери, целый ряд дверей, за кото­ рыми герой скрывает свое сумасшествие. Те гробовые двери, которые напророчил ему Неизвестный. Двери, которые нам еще пред­ стоит открыть как тайны «Маскарада». Смерть — главный вдохновитель поэтов эдиповского круга. Вот и лучшие стихи М. Лермонтова написаны на смерть Пушкина. Особенно знаменитое 16-строчие, венчаю­ щее стих — приступ какой-то исступленно- арбенинской ненависти. Кажется, что Лер­ монтов вот-вот собственноручно, по-шекс­ пировски, задушит коллективную «Нину» — «жадную толпу, стоящую у трона». И вновь всплывает яркий кинематографический об­ раз: Н. Бурляев в роли Лермонтова в одно­ именном фильме. Крупным планом, со сле­ зами на глазах, с рыданием в голосе читает он эти ядовитые строки в петербургском са­ лоне. Незабываемое, несмываемое впечат­ ление! Каждое слово, облитое горечью, зло­ стью, слезами, Некрасовым и Надсоном, зву­ чит здесь до странности отдельно. Отчего набатность возрастает: «А вы / надменные / потомки / известной / подлостью / прослав­ ленных / отцов, / Пятою / рабскою / поправ­ шие / обломки / Игрою счастия обиженных / родов...». Кажется, что за последними стро­ ками: «И вы не смоете всей вашей черной кровью / Поэта праведную кровь!» разверз­ нется бездна, откроется «гробовая дверь», грянет апокалипсис. А вместо этого — всего лишь «пере­ строечная» (фильм 1986 года) баррикадность: благостная Русь (седовласый ухоженный страничек, картинные пейзажи, героика луб­ ка) и масоны — Нессельроде, Бенкендорф, зловещие инкогнито в исполнении прибал­ тов, Николай I в исполнении балетного маэ­ стро М. Лиепы. Заговор против поэта-пат- риота, укладывающийся в удобную схему «патриоты — либералы». Гибнет не только поэт, но и фильм. * * * А вот Н. Бурляев уже в наши дни. В роли царя в новейшем фильме «Адмирал» о А.В. Колчаке. Там, в 1986-м, лукавый и жестокий Николай I без особых сожалений отсылает Лермонтова на Кавказ, то есть на смерть. Здесь, в 2008-м, сам Н. Бурляев —- царь, Ни­ колай II, благославляет крестным знамени­ ем Колчака-Хабенского руководить, кажет­ ся, не Черноморским флотом, а всей Росси­ ей. Но, увы, не верится. И не потому, что Н. Бурляев досадно не похож на Николая II, а К. Хабенский — на настоящего, холеричес­ кого, Колчака. А по причине все того же от­ печатка современности, испортившего «Лермонтова». То есть атмосферы всеоб­ щей вялости, подавленности,стойкого небла­ гополучия, на фоне робких надежд на «еди- нороссовское» возрождение. И за Сибирь обидно. Любовь Колчака и Тимиревой укрупнена так несимметрично 171