Сибирские огни, 2008, № 12

...Т ак , на коленях, позабыв О том, что верно и что ложно, Встречали мы во мгле тревожной Петра Великого залив! Овчарки, взвизгивая, рыскали, Нас к старой пристани гоня... Я шёл этапом с коммунистами, Что Зимний брали до меня! Со всей мне резкостью присущей, Со всей возможной прямотой Я вспоминанию о трясучей, О нашей жизни за чертой... По дороге узнали, что их ведут на при­ иск Штурмовой, начальником которого был Алексей Матвеев, по прозвищу Махно. При встрече с заключенными он им сказал: «Про жалобы забудьте; здесь суд — тайга, проку­ рор — медведь, я — верховный судья!» Начались суровые будни на прииске, где добывалось золото. «День начинался в шесть часов утра ударом ломика о стальную рельсу. Под её гневный рёв мы вскакивали с голых нар, по­ лучали утреннюю пайку — триста грамм вязкого, как глина, хлеба, повар плескал в жестяную миску черпак жидкой перловой каши. Чай, похожий на болотную воду, был на третье блюдо. План стал нашим проклятием; мы трудились от зари до зари, без выходных, а кормили впроголодь ржавой затирухой. Постоянный голод поселился в желудке, думалось только о пище; свобода, поли­ тика, литература исчезли из ума. Исху­ далые, оборванные, с бельём, истлевшим на теле, в резиновых калошах или вере­ вочных чунях, тащились мы на рассвете в забои, поздно вечером возвращались в ба­ раки. Нас заедали вши, но в баню водили редко». Изнурительный труд, травля собаками, «развод без последнего», всё это испытал на себе А. Алдан-Семёнов. Был ранен охран­ ником, когда пытался поговорить с Махно. Кость была раздроблена. Алдан-Семёнов был направлен в больницу. Была зима, в больни­ цу поступали всё новые заключённые с об­ морожениями. Очень многие умирали. Зи­ мой их не хоронили, складывали в морг или засыпали снегом. Четыре месяца Алдан-Се­ мёнов пробыл в больнице, затем вновь был возвращён на прииск. Вскоре началась война и он, как и боль­ шинство заключённых, написал заявление об отправке на фронт. Вместо этого его увезли в Магадан. Затем, после снятия инвалиднос­ ти, вновь направили на прииск, в Долину трёх маршалов. Шло время... «Чем меньше оставалось сроку, — пи­ шет Алдан-Семёнов, — тем сильнее рос страх за свою жизнь. Я боялся случайного выстрела, глупого обвала в забое, ещё бо­ лее глупой ссоры с блатными. Страшно стало обморозиться, ослепнуть, заразить­ ся какой-нибудь болезнью... Когда разме­ нял последний год своего срока, появилась надежда на вольную жизнь». Весной 1947 года заключённых этапом повезли на прииск Хениканжа. Надежда на лучшее содержание и послабление в работе в первые же дни растаяли, как дым. Незадолго до срока А. Семёнов заболел воспалением лёгких. В беспамятном состоя­ нии отнесли его в больницу при женском лагере. Несколько дней метался в бреду ни­ кого не узнавая, ничего не видя. Через неде­ лю понемногу стал приходить в себя. « — Две тысячи четыреста минут или сорок часов осталось мне до свободы — сказал я Ивану Аркадьевичу. — Радуюсь и завидую, — отозвался Гусельников. Мы разговаривали с ним о вся­ кой ерунде, а я всё-таки думал: «Ровно де­ сять лет назад меня пригласили на пять ми­ нут для беседы, и с тех пор пролетела це­ лая вечность». Я вошёл в лагеря духовным слепцом, выхожу прозревшим, жизнь убрала с глаз политические бельма, теперь меня не об­ манешь ни классовой борьбой, ни горными вершинами коммунизма». Наступило 6 февраля 1948 года. — Выдь из строя, — скомандовал Са­ гайдак. « ...Сердце ёкнуло, подскочило, уп а ­ ло и я отошёл к вахте. Иван Аркадьевич помахал мне рукой, кто-то ободряюще крикнул: «Держись за воздух, живи, не па­ дай», — и развод кончился. Ворота зак­ рылись, Сагайдак оглядел меня с головы до ног. — Телеграмма есть о твоём освобож­ дении, так шо, поздравляю. Получи справ­ ку и шагай на все стороны, ты теперь пта­ ха вольна. А рублив не заработал, до Ма­ гадана на автобус не накопил, так и быть, выдам из лагерной кассы сто карбован­ цев, да новую телогрейку с ватными шта­ нами. Поздним вечером, повязав тело поло­ тенцем вместо шарфа, я уходил на воль­ ный посёлок. Обретённая свобода стучала в моё сердце и нестрашным казалось веч­ ное, неясное, как будущее, поселение. Фев­ ральская тьма зачернила окрестности, смутно светилась снегами Хениканжинс- кая долина. И вдруг над сопками, над вышками, над колючей проволокой лагерной зоны вспых­ нуло северное сияние, и всё вокруг преврати­ лось в многоцветный сон. 163