Сибирские огни, 2008, № 12

Женщина покраснела, ее вид взывал к приличию. — Есть только одно приличие, — ухмыльнулся Самокрут: — Не мочись на свою тень. И тут же, спустив штаны, его нарушил. Дорогой жена опять молчала. А профессор думал, что на свете только один спектакль, который смотрят, кто с университетской кафедры, а кто сквозь щель в бочке. На горизонте дыбились облака, и он чувствовал себя мертвецки уставшим, волоча бесконечную гирлянду тусклых дней, неотвязных, как лохмотья... С годами бочка прохудилась, а обруч, проржавев, лопнул. Демьян ставил запла­ ты, но версты стачивали их, как зубы. «Нас обдирают, как липку,— думал он,— и накажут всех без разбору: кого— за рост, а кого— за хвост...» Строя рожу небесам, он стал говорить на языке, в котором не было будущего времени. Но вместе с будущим отступало и настоящее. Зато прошлое все чаще вспыхивало углями в костре, и он грелся, вороша их хворостиной. Вот осветилось жирное лицо губернатора, которого погоня за голосами довела до инфаркта, мельк­ нули рябые, как курицы, деревенские, прошла вереница женщин, которых не было, но с которыми он был близок, вот зачернели головешками ерзавший без любви профессор и его жена, причащавшаяся от мышиной возни. Годы, как черствые крош­ ки, хрустели на зубах, превращаясь в густую липкую жижу... А профессор, вопреки предсказанию, не умер. Он овдовел. И теперь часто ви­ дел Демьяна во сне. Презирая чертей и ангелов, тот катил бочку мимо рая и ада. «Так честнее», — объяснял он. И профессор, еще пьяный со сна, чувствовал себя Самокру- том. «Свой среди призраков — чужак на земле, — чесал он плешивую макушку, — рожденный под луной — под солнцем умирает...» От зимы к лету Демьян дряхлел больше, чем от лета к зиме. Он стал худее тени, черен лицом, как грех, и душа в нем цеплялась за скелет. Раз ему в руки попалась Библия. Неграмотный, он вглядывался в буквы, как в морщины, силясь прочитать то, что было за ними. И ему вдруг открылись страницы предательств, мертвые боги, череда страданий и бесконечная скорбь... От невероят­ ной жалости к людям его нос заходил, как челнок в бурю, а ресницы захлопали, как двери. Он увидел, что люди изобрели множество вещей, которые мешают им про­ зреть, точно глаз, который вынимал упырь. «Одним глазом человек видит мир, другим — себя, — понял он. — Когда упырь ошибался, оставляя не тот глаз, люди слепли, видя только себя. Они держались за свои дома, как улитка за раковину, и думали, что вещи, как вавилонская башня, возносят на небеса, но носили их как горб...» Умер Демьян во сне. Ему снилось, будто он идет по базару, посреди изобилия ненужных ему вещей, в поисках лавки, которой там не было. «Седина, лысина?» — скороговоркой спрашивали впереди, запуская руку в расписную торбу... Демьян хотел было попросить новую бочку и вечность для размышлений. Однако его упредили: в этот момент он испустил дух.