Сибирские огни, 2008, № 12

ИВАН ЗОРИН ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ ДИОГЕНА После этого случая Демьян уже не искал мест, куда Макар телят не гонял. По­ мыкавшись по свету, он облюбовал себе людную корчму, в которой одиночество развязывало язык наперегонки с водкой. Раз проездом на воды в ней сидел столичный профессор с женой. У обоих уже кустами цвела седина, и на очках кисла улыбка. Вчера они весь вечер кололи друг друга, как янычары, но сегодня были счастливы: жена — оттого что настояла на поездке, а муж — что сократил ее вдвое. Они ели кулебяки, а объедки относили караулившему под дверью Самокруту. Профессор вышел первым и, дырявя тростью тень, сел на бревно. Его размори­ ло, и он стал наблюдать, как бродяга набросился на лохань с помоями. Самокрут ел, словно голодная птица, пронося куски мимо рта и разбрасывая крошки. От запаха грязного тела у профессора закружилась голова. — И дает же Господь здоровье... — брезгливо поморщился он, уперев подборо­ док в ладони. Самого его уже год мучила язва, а диеты потихоньку сводили в могилу. Раньше он мог утешиться, обняв жену за плечи, а теперь представил дорогу, во время которой она наберет в рот воды, а он будет вертеть головой, чувствуя себя брошенным, как лопух в поле. «И куда едем,— с завистью покосился он на бродягу, — луна везде одинаковая...» А Самокрут веселел с каждым куском. — Держи девку за уши, а тарелку за края, — перевернув лохань к солнцу, выли­ зывал он дно красным коровьим языком. Улыбка на его лице гуляла, как кошка, сама по себе. Но он был старше своей улыбки. — Ты думаешь, смерть за горами? — подсел он на бревно. — А она идет сле­ дом, как март за февралем. Профессор отодвинулся и начал чертить тростью на песке. Его горло стянул воротник. — Ты носишь привычки под шляпой, — зашел Самокрут с другого конца. — Но учти: если лягушку бросить в кипяток, она выскочит, а если медленно греть — сва­ рится. Профессор поежился, у него вдруг защекотало в носу, и он громко чихнул. — Вот-вот, — поддержал Самокрут. — Ты родился стариком, а твоя жена умира­ ет всю жизнь. Но на будущей неделе тебя хватит удар, а она будет продолжать курс, чтобы потом еще дважды выйти замуж... Воротник превратился в испанский сапог, и профессор расстегнул пуговицу. — Пальцем в небо... — отмахнулся он. — Я не гадалка, — возразил Самокрут. — Это ты живешь сослагательным на­ клонением, а на ладони у тебя не хватает линий... Профессор непроизвольно глянул на руки, которые тут же вспотели. Они не знали мозолей и были отвратительно белы. А бродяга, перейдя на шепот, гнул свое: — Человек ищет, где лучше, а находит, где раки зимуют, — читал по его губам профессор. — Вот и ты, как ручка, нашел свой колпачок: ты написал множество букв и ни одного слова... Правда всегда чудовищна, и профессор отшатнулся. — Полюбуйся, дорогая, — растерянно пробормотал он, — местный киник... Появившаяся жена зажимала нос платком: у нее слезились глаза и сводило ску­ лы. В городе она ходила в церковь и теперь смущенно улыбалась, заставляя себя любить ближнего. Но вера пасовала перед вонью, выскальзывая, как обмылок. — Тебе сорок три года, — меланхолично перечислял Демьян, нагло уставив­ шись на ее увядшую грудь.— Со дня твоего рождения прошел век, а со дня смерти— два. Тебя назвали Евой, но ты забыла свое имя и стала кукушкой. Теперь ты клян­ чишь дни у мертвого бога, но твои мысли стареют вперед тебя. Жена обомлела. Никто еще так не говорил с ней. Она посмотрела на мужа, ей захотелось, чтобы он, как раньше, обнял ее за плечи, но тот отвернулся, продолжая j 24 чертить на песке.