Сибирские огни, 2008, № 12

Все, что ты почтой горгоны медузы набьешь, Отрецензирует бранью любезная Фёкла. Если бы не под лопаткою устричный нож— Острый и правильный нос греко-римский Софокла. * * * Весна под навесом, когда просидели с тобой Почти две недели под съехавшей черною крышей... Я пью с тобой клубничный чай, на час Отваливаю к Кольке-браконьеру... Адам и Ева. Он снабжает нас Плотвой и пьет кубинскую мадеру. К тебе так сладко липнет чешуя, И я дышу в оконце слюдяное, Поверхностность веселая твоя Рассеивает глупость надо мною. На кончик пальца яблоня цветет, А утром хруст сплошной — по всем тропинкам, А куст вишневый Афанасий Фет Насупился и хочет сдунуть к инкам. И две недели мы сидим вдвоем На летней кухне, слов не разбирая, И я не знаю, что тебе в моем Дурацком имени, но вновь я умираю. Ты каждый звук от смерти отскребла, Хоть был сухой, прожелченный и книжный, И, кроме черного цветущего угла, Я ничего не чую и не вижу. * * * Последний трактир у заставы. А тракт не кончается здесь. Да только он птичий, картавый, И глаз от него не отвесть. Откушаем с кислыми щами Щербатый стакан первача, И ноги послушные сами Наступят на стебель луча. Трактирщик, а можно ли гречи Да с ледника кваса подать, Чего же ты, сын человечий, Столуешь нас щами опять. 119 СТАНИСЛАВ МИХАЙЛОВ ПОСЛЕДНИЙ ТРАКТИР У ЗАСТАВЫ