Сибирские огни, 2008, № 12
ТРОЛЛЕЙБУСНЫЙ ЛУБОК Старуха в троллейбусе ругается на дочь свою, Такую же старуху, но чуть-чуть юрче, Обзывает ее уродиной длинноносою, Посылает по-матери — к отцу-чукче. А дочь целует пуховые щеки старухины И невидимые ниточки обрывает с платка. А пассажиры пялятся на стрекочущие руки И зевок проталкивают в два-три глотка. Качаются на поручнях сыромясые соплеменники, Одинаково оловянные аверс-реверс, И уши их, как слепленные второпях пельмени, Обслушивают брезгливо невест небесных. Тарантас рогатый останавливается, старшей Младшая протягивает костыль стыдливый, Ответствует ей маменька рукой монаршей. И снег им улыбается, слепой, счастливый. СМЕРТЬ ВИРТУАЛЬНОГО ПОЭТА Мертвого на снег его положим, неживого, с лживыми глазами. Помолчим над глупым и пригожим... И уйдем потемками, низами. Жизнь была задумана другая, гуще тучи и весомей глыбы, но куда там, жить не сослагая: «нам бы — ямбы», а тогда бы — мы бы. Здесь из серых с отсветом потемок, из одышки с кашлем и надсада ледяной игольчатый обломок, обморок и морок снегопада вынес бы, покорный сей, едва ли, стал бы сниться брату и не брату. Что ж так, засмурнели, засновали, дайте трусам нашатырь и вату. Локон хлипкий и орлиный клёкот— все смешалось у Облонских, боже! На обложках Тютчева и Блока даже пыль свежее и моложе. 117 СТАНИСЛАВ МИХАЙЛОВ у&щ ПОСЛЕДНИЙ ТРАКТИР У ЗАСТАВЫ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2