Сибирские огни, 2008, № 12

ГРИГОРИЙ САЛТУП Ж к ИЗ БАРАКА В НИКУДА — А! Говори! — дергает пяткой сын героя. — Его отец... Его отец, — Котя озирается, подманивает меня и шепотом в ухо: — Разведчик! Там, на Западе! Как Николай Кузнецов. Или Рихард Зорге. У де Голля или у Кеннеди, но об этом никто не знает. И ты — ни-ни! А звезда героя — в сейфе, в военкомате. Выдадут, когда вернется... — А как же тогда коммунизм? — пытаюсь увязать я одно с другим. — Это ерунда. По справке. Как алименты для семьи, — возвращается к бородав­ кам Котя. — Есть список секретный для таких семей, как Игорехина... Номенклатура, называется! И магазины специальные. Туда вход по пропускам. Вот! Выдают только по списку. — Как при коммунизме? — Конечно. Там все есть. Конфеты, какие угодно, мясо, колбаса, сыр, сгущенка, даже сосиски... — Сосиски я знаю, видел, — перебиваю я. — У нас дома есть «Книга о вкусной и здоровой пище» с портретом Сталина, и лучшая картинка там — сосиски на таре­ лочке, зеленый горошек, и пиво «Рижское» написано. А сардельки я взаправду ел. На Новый год дядя Костя из Москвы приезжал и сарделек привозил. В нашем городе их почему-то нету. — Есть. Да не про нашу честь, — Котя почему-то начинает сердиться. — Я же тебе говорил: номенклатура! Магазин специальный. Только для них! — По ночам работает? Чтоб никто не видел? — Нет. Не по ночам, но на этом магазине даже вывески «Продукты» нет. Понял? — А там, в магазине специальном, за «спасибо» дают? Как при настоящем коммунизме? — Конечно, за «спасибо»,— ломает спичку Котя и смотрит вниз, где на скамей­ ке у крыльца нашего барака сидит его мать. Сегодня у нее выходной, но она почему- то еще трезвая. У нее некрасивое старое лицо и желтый синяк на скуле. Рядом сидит слабоум­ ный брат Коти и бессмысленно щерится. То, что он дурак, видно сразу, но ребята во дворе боятся его дразнить. Он камнями бросается. Большими. Однажды Женьке Карпухину чуть череп не проломил. На «скорой» увезли, пять швов наложили. Хотя Женька его совсем не дразнил. У Котиного братика бывает: озлобится, и давай кам­ нями в кого попало швырять. — Бл... старая. Ишь, расселась! — грязно ругается Котя, и я его прекрасно пони­ маю: будешь ругаться, если у тебя такая мать нехорошая и батя в тюрьме. ■— За «спасибо»! — шепчет Котя и вдруг кричит матери: — «Спасибо» на стол не поста­ вишь! «Спасибо» в стакан не нальешь! — Чего надо? — задирает голову Котина мать. — Давай мы ее в туалете сфотографируем! — рывком возвращается к нам Игореша. — Вот дура, занавески задернула, переодевается. У вас ведь есть окно из кухни в туалет? Как у Коти? — Есть. Краской замазано. — А ты соскреби чуть-чуть. Она сядет, ты нам дверь откроешь — и !.. — востор­ женно сжимает кулачки Игореша. — И что ты заснимешь? Спину и затылок? Окно же высоко, — останавливает восторг хозяина Котя. — Надо коловоротом дырку просверлить. Напротив рун­ дука. — Ды-ы-рку... — горестно тянет Игорь. — Дырка нужна — во! — смыкает он пальцы. — Чтоб объектив вошел. А зачем она махонькая? — Я такую сверлить не буду, — пугаюсь я. — Отец побьет. — Побьет... И она увидит. Внезапность нужна! — А она в корыте моется. Через день, — выдаю я тайну семьи Ручилкиных. — Нагреет в баке воды и плещется, как собака. Потом мокрыми ногами по полу шлепа­ 112