Сибирские огни, 2008, № 12
ГРИГОРИЙ САЛТУП Ж ИЗ БАРАКА В НИКУДА В нашем городе коммунизм откроет товарищ Поронькин — сколько себя по мню, он все время главный, значит, и до восьмидесятого доживет — подушка, нож ницы, ленточка; а эту противную усатую старуху, билетершу кинотеатра «Строи тель», уволят на пенсию. Будет знать, как выковыривать нас, залегших меж кресел на полу с надеждой посмотреть кино еще раз. И вообще, билетеры не нужны будут, и кассиры, и кондуктора... Подошел, взял, сказал: «Спасибо!» Отработал свои восемь часов, и тебе: «Спасибо!» Все честно, по совести, поровну... Я себе обязательно велосипед возьму, и не надо будет у Карпухина клянчить: «Дай прокатиться! Дай прокатиться!» Пусть он клянчит... Нет, если поровну, то у Карпухина будет второй велосипед, новый. А! Не жалко! Пусть берет, к тому време ни его перевоспитают, не будет жмотиться, как вчера. Приходила бабушка из магазина, сгоняла меня с родительской кровати, выкла дывала на стол покупки: хлеб, молоко, свежемороженую треску (треска в те годы не была дефицитом, даже наоборот, занимала ступеньку нынешней мойвы в иерархии продуктов), лук, еще что-то в кулечках — и мы на пару готовили с бабушкой солянку из трески в молоке. Очень вкусную! Бабушка крошила кружочками картошку и лук и рассказывала, как продавщица в рыбном пыталась ее обвесить на семь копеек, а я говорил бабушке про коммунизм, как там будет здорово и прекрасно... Незадолго до этого я переболел гайморитом и был вынужден десять дней про вести в постели, не выходя из комнаты даже в туалет, а так как все домашние и сосед ские книги были мною прочитаны, то я с утра до вечера слушал радиопередачи о бригадах коммунистического труда, о двадцать втором съезде КПСС, о моральном кодексе строителей коммунизма, о воспитании и перевоспитании трудящихся в духе коммунистических идеалов, о создании материально-технической базы коммуниз ма... И по праву считал себя крупнейшим теоретиком коммунизма если не во всем нашем бараке, то уж в нашей квартире — точно! Я расписывал бабушке дворцы из стекла и стали, комариные тучи вертолетиков, цветущие под куполами сады в Заполярье, повернутые в пустыню сибирские реки, многое-многое другое и, главное, счастливые лица свободных людей! — Ой! Господи, боже мой, чего выдумають, чего выдумають! — торопливым шепотком выдыхала бабушка и, подоткнув под платок седую прядь и отложив на секунду ножик, мелкими взмахами крестилась у самого лица. — Это ж надо же! И болеть никто не будет? И помирать? — Да! И помирать! Зачем помирать, когда коммунизм на земле! Лекарство выдумают от старости и всех болезней! — восторженно говорил я и вдруг сообра жал, что бабушка моя очень старая, семьдесят четыре уже, и до восьмидесятого года ей, пожалуй, не дожить. — Господь не попустит такого безобразия!— отметала мой восторг бабушка. — Поработал человек жизнюшку и упокоился с миром. От веку так было и так будет. — То раньше было, до революции и двадцать второго съезда! Вот! А сейчас — новая эпоха в развитии человечества. Вот! Везде написано. А то что, семьдесят л ет— и в могилу? — Что — в могилу? В земле тело бренно, а душа... — Сказки это! Опиум для народа. Гагарин и Титов в космосе летали и рая не видели! — Это ты сказки сказываешь, — сердилась бабушка и выставляла меня из кух ни, оканчивая спор. — Бегай себе! Я позову, как сготовлю. Я понимал, что бабушку рассердили не мои слова, а несправедливость этой жизни: уж кто-кто, но бабушка коммунизм заслужила, всю жизнь работала-работала и сейчас работает, со мной возится, кучу моих двоюродных братьев и сестер воспи тывает. По семейному уговору, бабушка неделю жила у нас, неделю в семье тети Раи, неделю у Никитиных, потом опять к нам — и так круглый год. Но я был уже достаточно большим и соображал, что сразу лекарства от болезней и смерти на всех не сделать, как бы мне не было жалко бабушку. Сначала такое лекарство дадут Хру 108
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2