Сибирские огни, 2008, № 12
ГРИГОРИИ САЛТУП ИЗ БАРАКА В НИКУДА Марина умолкла, легла на живот, уткнувшись носом в подушку и не слушая бурчания Сергея о том, что в большое кино без волосатой лапы невозможно пробиться, или себя надо ломать, через низость проходить, или такой талантище иметь... Неожиданно она повернулась к нему, посмотрела из-под руки на его нетрезвое одутловатое лицо. — А почему ты?.. — Что — «я»? При кино не остался? — Нет, не то... — закусила нижнюю губу, от обиды и невозможности высказать заломило скулы. Сергей, сидевший на постели на пятках, по-татарски, посмотрел на Маринку, убрал ненужный жест из прошлого трепа, обернулся за спину на свою личину-пень и спросил: — Не тронул тебя? — Да. — Испугался, наверное... Ты была такой красивой... и чистой-чистой! — А сейчас что? Хуже? — Нет-нет, что ты! Но тогда— очень. Утром, провожая Марину до остановки и сам торопясь на работу, Сергей бур чал невразумительное под нос, в воротник пальто: — Вур-вур-вур — тум-тум-тум... Сердитые спины не выспавшихся граждан, зонтики, темные кошелки— все было повернуто встреч мелкому дождю. Граждане молчали и смотрели в одну сторону, откуда должен был появиться автобус. — Вур-вур-вур — тум-тум-тум... — не прекращал Сергей. — Чего бурчишь? Чем недоволен? — спросила она. — Ишь, уставились в одну точку, как воронья стая. — Ну и что? Дождь ведь. — Да, дождь... Послушай, что я придумал: мы живем в эпоху развитого анахре- низма! Вот! Спины зашевелились, запереминались, зонтики стали складываться и стряхи ваться — подошел автобус, и Марину с Сергеем занесла толпа граждан. Давка. Обыч ная утренняя давка. Ехали, ехали... —-Мне выходить на следующей, — сказал Сергей. — Пока. Звони. — Пока. И ты звони. Ей не надо было спешить, на смену — к шести, можно было поспать и посмот реть телевизор. Однажды, вспоминая свой старый двор, они вспомнили и толстую пожилую учительницу, которая одна жила в трехкомнатной квартире, пускала в жилички деву- шек-студенток и трижды в день выгуливала на узеньком поводке с заклепками тол стого широколицего кота неимоверных размеров — прямо порося, а не кота! Кот шествовал медленно, не отходя от хозяйки и на два шага, но как-то не горделиво, не величаво шествовал, а почти распластавшись над затоптанной травой, медленно и пугливо перетаскивал шаг за шагом свой раздувшийся живот. — Злая была! — Марина накинула домашний халатик (ноги у нее до сих пор красивые) и проскользила летучим шагом в ванную. — Почему? — не желая прерывать разговор, он пошел следом, и они перегова ривались сквозь полупрозрачную пластиковую занавеску и шум льющейся воды. — Так. Знаю. Она щипаться любила. Схватит за плечо: «Осторожней, деточка! Не бегай! Расшибешься!» — и ущипнет. С вывертом. До синяков! — Да, злая. Лицо злое. Я, помню, беседовал с ней о ее коте. «Наверное, — говорю, — ваш котик большой Дон-Жуан, раз вы его ни на шаг от себя не отпускае те?» «Нет, — говорит. — Я не ревнивая. И Ботику моему другие кошечки совсем не интересны!» «Однолюб?» — спрашиваю. «Да, однолюб! Когда Боте исполнилось 106
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2