Сибирские огни, 2008, № 12
Сергей вернулся, жену с опухшим лицом и круглым животом в роддом отвез, девочка родилась. Зима просквозила скорая, незаметная, без происшествий. В марте его жена увезла дочку к своим родителям в Рязань и больше не появлялась. Маринка спрашивала у подружек: куда делась Сережина жена? Все-таки интересно, почему? Никто не знал толком: — Дурят на ровном месте. Он пил. С дружками пил и с дворником Васей Икотой, с девицами какими-то шастал; подъедет на такси и шасть в подъезд, подталкивая что-то пятнистое. Желтое с черным. Дворовые девчонки его боялись, нашептывали друг другу страсти: — Главное, ты с ним не разговаривай и в глаза не смотри. Поздоровалась и прошла себе мимо. А то заговорит. Охмурялыцик страшный! А он с Маринкой так ни разу и не заговорил. Уехал. После десятилетки она поступать никуда не захотела и устроилась лаборантом в заводскую лабораторию. В августе обгорела: лето было жаркое, маленький склад химреактивов на восьмом этаже, и в обеденный перерыв она выбиралась на крышу и загорала. В тот день начальница куда-то ушла, одна сотрудница была в отпуске, другая отпросилась, заявок не было, книжка попалась скучная, и она весь день про лежала под солнцем обнаженная. Ночью не могла заснуть. На животе саднит, простыня липнет к горячей коже, на спине вообще невозможно — жжет; папа в соседней комнате храпит, холодильник как вдруг затрясется в судорогах, и молочные бутылки звякают. Маета, не сон. Одур маненная жаром и бессонницей, Марина вышла во двор. Ночь забрала полную силу, и под акациями влажнела приятная прохлада. Тихо. Никого-никого. Серой тенью прошел по двору сторож-кот, глянул на Марину кратко, неприязненно и пропал. На ней был только легкий ситцевый халатик — старенький, в котором она еще в седьмом классе бегала. Прохлада и тишина обволокли ее, как сон, сознание мерцало, тих... тих... тих...— отдаленно шаркали старенькие кухонные ходики. «Ой, что это?»— испугалась Марина; не могла же она со скамейки слышать ходики, тикавшие в квар тире на пятом этаже? Она прикурила сигаретку, на секунду распугав огоньком тени под акацией, прислушалась: тих... тих... тих... — чуть громче, явственней. Шаги. Он вошел во двор усталой похмельной поступью. Марина замерла, сигаретку опустила, не хотелось, чтоб он ее в застиранном халатике увидел, да и вообще... Он почти прошел мимо, но, видно, ее заячий взгляд почувствовал. — А-а-а, это ты? Привет, — вернулся, плюхнулся на скамейку. — Привет. — Почему не спишь? Как тебя, Ирина? — Марина. — Ах да, Марина, «морская». Выросла, красивая, молодец. Дай закурить. Поче му не спишь? Или тебя тоже, — он вяло поддал коленкой под воображаемый зад, — бортанули?.. Она дала ему сигарету и рассказала про ожог. — Пойдем ко мне, у меня есть средство, наивернейшее средство от ожогов. Хамоватая мужицкая властность его голоса и стылая ухмылка ей не понрави лись, но не испугали. — Еще чего! — стряхнула ноготком пепел. — Пойдем-пойдем. Все равно не спишь, — Сергей приобнял ее за плечи. — Не лапай. Больно! — Пойдем. Средство наивернейшее! — держа ее за кончики пальцев, как парт нершу в контрдансе, он повлек ее за собой, и она пошла. В его квартире было темней, чем во дворе, и тихо. Пока он, не зажигая света и не отпуская ее пальчиков, снимал ботинки, сонный косматый песик подошел к Марине, 101 ГРИГОРИЙ САЛТУП i tm - i i ИЗ БАРАКА В НИКУДА
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2