Сибирские огни, 2008, № 12

МИХАИЛ ЧВАНОВ ФРАНЦУЗСКИЕ ПИСЬМА берегов, несет обломки домов, деревья, а ты плывешь среди всего этого, пыта­ ешься выплыть, гребешь из последних сил, но не можешь справиться с течением, тебя относит все дальше, я пытаюсь кричать, но голоса своего не слышу, и никто меня не слышит. И тут проснулась. Я хотела сразу тебе позвонить, но сразу не ре­ шилась... У тебя на самом деле все благополучно? — На самом деле... Этот звонок, несмотря на свалившуюся на него беду, долго не выходил из голо­ вы. Он чувствовал себя виноватым перед ней. Раз она позвонила ему, значит, в Рос­ сии ей больше некому звонить. Но потом опять постепенно все забылось. Однажды, оказавшись в Париже, по­ рывался ей позвонить, но вспомнил, что у него нет ее телефона, да и какой смысл, от Парижа до Лиона почти тысячу верст. Да и вообще: какой смысл?.. Потом было много чего, отчего все хотелось забыть. Тянущаяся два года неиз­ лечимая — он знал, а жена не знала об этом — болезнь, затем смерть жены. Ее страдания были столь мучительны, что порой он испытывал страшное желание: скорее бы умерла, перестала бы мучиться. И наступившая после ее смерти, вместе с чувством великой вины перед ней, страшная пустота. Впрочем, пустота наступила задолго до смерти и даже болезни жены. Задолго до этого однажды он вдруг обнаружил, что потерял смысл жизни. Произошло это не то чтобы неожиданно, какое-то время ему удавалось отгонять это страшное чувство, но в одну из бессонных ночей мертвящая душу пустота вдруг так схватила за гор­ ло, он вдруг понял, что жизнь по большому счету закончилась, до этого все каза­ лось, что главное в ней, в том числе, может, и любовь, все еще впереди, а тут вдруг понял, что по большому счету, и даже не по самому большому, она уже закончи­ лась, осталось лишь кислое доживание. Мало того, вся прежняя жизнь представи­ лась ему если не бессмысленной, то полной горьких и непоправимых ошибок, и если говорить о каких-то сколько-нибудь греющих душу итогах, то итог это был печален, он пришел к горькому выводу, который до этого в какой-то мере удава­ лось скрывать от себя, что он всю жизнь свою шел на ложные огни, а главное — никого после себя не оставил, и нет ему прощения ни перед женой, ни перед Все­ вышним и даже перед самим собой. Несколько раз он чуть не женился. Для одних он был завидным женихом: выгля­ дел моложе своих лет, по крайней мере, песок из него еще не сыпался, квартира в центре города, машина, дача, не вилла олигарха, конечно, но теплая рубленая изба в сосновом бору недалеко от города, какое-никакое положение в обществе. Другие тянулись к нему искренне, чувствуя его не растраченное душевное и даже телесное тепло. Но что-то его каждый раз останавливало, что заставляло порой в самый после­ дний момент поворачивать оглобли. И каждый раз вспоминал покойную жену, ей все казалось, что у него одно только в мечтах: как и к кому поскорее от нее убежать. Да, несколько раз он чуть не женился, но, скорее, не из-за душевной тяги к кому- то и даже не из чувства одиночества, а больше, может, из-за панического страха: вдруг внезапно умрет или погибнет в своих порой небезопасных журналистских дорогах, кому все это достанется — квартира, дача, в которую он вложил столько души и сил? Придут чужие люди, торопливо, чтобы поскорее занять пустующую квартиру, выбросят все на свалку, будут копаться в его бумагах, фотографиях, пись­ мах. И все еще теплилась в нем, точила мечта о ребенке. * * * А время неумолимо летело. И с каждым даже не годом, а месяцем или днем, все стремительнее и стремительнее. Он все больше начинал верить, что в природе суще­ ствует пока еще неоткрытый закон, согласно которого у каждого человека есть свое индивидуальное время, которое течет в рамках общего времени, но в то же времени независимо от него: чем старше человек, тем оно бежит все стремительнее и стре­ мительнее. В детстве такой длинный день: сходишь в школу, наиграешься, поспишь, сделаешь уроки, а день еще далеко не кончился, и не знаешь куда его, время, девать. А сейчас — встал-лег, встал-лег... 8