Сибирские огни, 2008, № 7

ружу и увидел, что пришла настоящая зима. Вчера еще леса были одеты в багрянец, а сегодня — белым-бело. Чаща стала похожа на цветущую черемуху. Зима, как и лето, наступает на Севере сразу, осень и весна — самые короткие промежутки года. В этот день отряд оставил правый берег Алдана, и чем дальше он продвигался, тем становилось холоднее, и больше было снега, лошадям стало трудно добывать копытами траву. Через одиннадцать дней достигли вершины Токулана и, перейдя его по льду, вышли к отрогам Камня (Сете-Дабана). На одном из привалов Степанида увидала такую картину. Якут Софрон напра­ вился к стреноженным у лиственницы лошадям и, подойдя к своему коню, обнял его за шею и что-то прошептал на ухо. Потом встал на колени, низко поклонился животному и, подойдя к начальнику, сказал: — Идем. На улахан тас (большую гору). Степанида успела спросить у мужа, зачем Софрон кланялся коню, и услышала: — Такой у якутов обряд. Лошадь для них — животное священное, — и, взяв­ шись за луку седла, обернулся: — Может, просил у коня прощения. За предстоя­ щие мучения. 2 По мере подъема в горы лес выглядел все мельче и корявее, стал преграждать дорогу кедровник, густой и непролазный. Когда ехали по каменным кручам, мно­ гие лошади стали прихрамывать. У якутских лошадей твердые копыта, и поэтому их не подковывают, и это никак не сказывается при езде на равнинной местности. Но совсем другое — каменистые дороги, после долгого пути по ним копыта сби­ ваются чуть ли не до живого мяса, и несчастные животные не могут идти. Софрон вел караван туда, где горбатились гольцы, окутанные тучами. Изредка происходили заминки. Лошадь проводника прыгала через яму или валежник, и конь начальника, ехавшего вторым, останавливался, вытягивал шею, стремясь сбросить с себя узду. А животные, шедшие сзади, напирали вперед, сбивались в кучу, весь караван лихорадило. И лошадей то отвязывали друг от друга (они были прикрепле­ ны за хвосты), то вновь собирали в цепочки. Дорога изматывала женщин. Степанида вспомнила, как провожали участников похода в Якутске. Слышала из толпы смешливые голоса: — Глянь-кось, и бабенки намылились ехать. — Хватят лиха. — Знамо дело. Это не веретено кривое вертеть. И Степанида крепится, не падает духом. «Раз уж напросилась, надо терпеть». Перевалив хребет, вышли к верховьям реки Яны, самому студеному месту в Сибири. От мороза лошади стали серыми, из обмерзших ноздрей валил пар. Лица женщин были закрыты куколями (башлыками), видны лишь заиндевевшие глаза. — Живы еще? — с задором спросил Владимир спутниц. Степанида кивнула головой, и, сдвинув с лица куколь, с трудом разорвала из­ зябшие губы: воздух затрещал, как надрываемый шелк, это был треск крошечных льдинок, которые образуются из выдыхаемого пара. Владимир увидел в глазах жены веселые искорки и напряженно улыбнулся. Мешковато сидел на лошади архимандрит Маргиан, голова, шея и плечи зак­ рыты шалью так, что не видно длиннющей бороды. От езды верхом у него болели с непривычки чресла, будто воз по ним переехал. Обидные мысли лезли в голову. Был он архимандритом второго монастыря в Тобольске, и монахи пожаловались на него архиепископу Сибирскому и Тобольскому Филофею: он де ездит к вдовой купчихе для блуда, бражничает и вино в келье держит. Архиепископ Филофей, прославившийся успешной миссионерской деятельно­ стью среди инородцев, был возмущен грехопадением архимандрита. Прослышав от воеводы Черкасского, что приобретена земля Камчатская, решил направить туда провинившегося, как говорится, от греха подальше. Нахмурив усталые покрасневшие глаза, сказал Мартиану: — Искупишь на Камчатке свои вины. Понесешь Божье слово тамошним ино­ родцам. Денно и нощно блюди сан архиерея. Поселившись в якутском Спасском монастыре, Мартиан сдружился с иноком ВАСИЛИЙ СТРАДЫМОВ КАЗАЧИЙ КРЕСТ