Сибирские огни, 2008, № 7

КНИЖНАЯ ПОЛКА ПОСЛЕДНЕЕ ПРОСТИ... Станислав Золотцев. Столешница сто­ летья. Три романа. — Псков, 2007. Как-то даже не верится, что автора этой книги — всегда такого бодрого, оптимистич­ ного, мобильного (его можно было застать в любом уголке страны) — уже нет в живых, и что она стала как бы последним его «прости» всем нам и нашему суетному раздерганному бытию. Станислава Золотцева я знал прежде всего как интересного критика и поэта, круп­ нейшего исследователя творчества Сергея Маркова. Слышал, что и прозой «балуется». Но, только прочитав книгу «Столешница сто­ летья», где собраны под одной крышей его романы последних лет, печатавшиеся ранее в журналах, понял, какого замечательного рус­ ского прозаика при жизни не заметил, упус­ тил, можно сказать, проворонил. Теперь вот, пусть и запоздало, спешу поделиться своими ощущениями. Открывающий книгу роман «Тень мас­ тера» имеет подзаголовок «Исповедь о встре­ чах с Михаилом Булгаковым». Но речь не идет о каких-то реальных и конкретных пересече­ ниях автора произведения с живым класси­ ком. Их и не могло быть, поскольку жили они в разные периоды: один уже почил, когда вто­ рой еще только родился. Речь скорее о пере­ сечениях мистических, хотя и вполне явно отражавшихся на авторской судьбе. Более того, Ст. Золотцев, предваряя роман, утвер­ ждает, что Михаил Булгаков сам вторгался в его жизнь — «да, именно сам, а не страницы его творений. Сам... И — резко менял он эти­ ми вторжениями весь ход моей (и героя-рас- сказчика) жизни, и переиначивал ее сюже­ ты ...» . Правда, по признанию автора, все «персонажи булгаковского творения были дей­ ствительно причастны к происхождению раз­ личных передряг в судьбе героя». В общем, вторжение «тени Мастера» в судьбу героя-рассказчика (и не его одного) становится и пружиной сюжетного развития романа, и его эмоционально-психологичес- ким фоном. Каким образом оно происходит? Это показано в целом ряде захватывающих эпи­ зодов. Так, не в лучшую полосу своей жизни (развод с женой, богемное существование, запои) герой-рассказчик получает комнату. В том самом доме и той же самой квартире, где когда-то жил прообраз булгаковского Преоб­ раженского профессор Спасский. А комната эта служила ему как раз операционной, где проводил он самые уникальные свои опера­ ции. Другой прототип не менее известного булгаковского персонажа — Швондера— точ­ но так же, как и в «Собачьем сердце», про­ явив чудеса изворотливости, оттяпал эту ком­ нату у профессора. Спасский во всеуслыша­ ние проклял его и все это «бесовское отро­ дье», «каиново племя». Через год реального «Швондера» расстреляли, а «проклятие про­ фессора Спасского начало действовать. И кто бы ни становился жильцом бывшей опера­ ционной профессора Спасского, его настига­ ло это проклятие». Герой-рассказчик также, едва вселившись, явственно ощутил на себе, что его «существом в этой комнате овладева­ ет настоящая чертовщина». И несколько ме­ сяцев жизни здесь со всей отчетливостью дадут ему понять, в каком болоте окололите­ ратурной мертвечины он оказался. Герой-рассказчик золотцевского романа — писатель. Автор значительное место уде­ ляет его творческому и человеческому станов­ лению в условиях социального «застоя» се­ мидесятых, ставшего отличной питательной средой для всякого рода чертовщины и бесов­ щины. Герой чувствует, как и в нем самом «разгорается сшибка чертовщины с предназ­ начением». Потому в немалой степени «Тень Мастера» — это еще и роман о духовном про­ зрении и осознании своего истинного назна­ чения, о преодолении в себе съедающих душу химер. Литературная атмосфера семидесятых годов, повседневное бытие столичной писа­ тельской братии с ее во многом междусобой- чиковым тусовочным мышлением и приспо­ собленческой психологией переданы Ст. Зо- лотцевым ярко, образно, с едкой иронией, а то и сарказмом. Но, с другой стороны, — пре­ дельно точно, правдиво, честно и объектив­ но. Во всяком случае, автор не пытается ли­ тературную жизнь «застойных» времен при­ гвоздить к позорному столбу. Она у него имен­ но такая, какая и была на самом деле и впол­ не вписывается в ту систему, в которой ей приходилось существовать. В этом «особом мире» «множество одаренных или просто 182