Сибирские огни, 2008, № 7

Повествовательный дискурс в романе К. Балкова насыщен поэтичностью, леген­ ды органично встроенные в лирические раз­ мышления, полны таинственной мистики, неокончательности самой жизни. Автора, причастного к русской и мировой культу­ ре, переполняет то, что называется этничес­ ким измерением, знанием национального бытия, которое наполнено трансцендентным смыслом. Художественное качество рома­ на — в демократизации повествовательной стратегии, в доверии к каждому герою, осоз­ нающему себя историческим человеком. Будучи обыкновенными людьми, еще не оторванными от своего маленького мирка, они постепенно осваивают себя в большом мире, ищут себя и свое предназначение не инстинктивно, как в ранних бурятских ро­ манах, а вполне осознанно, мучаясь, стра­ дая, совершенствуясь по мере освоения все большего пространства. А сам Байкал — центральный герой, это не природа даже, а что-то иное, священное, поистине косми­ ческое пространство. Включение в антологию русских рома­ нов вполне симптоматично — приметы но­ вого уровня художественного мышления, ана­ литический характер изображения националь­ ного бытия тем более заметен, если в едином литературном процессе наблюдается интен­ сивный поиск как бурятскими (в том числе русскоязычными), так и русскими писателя­ ми точек сцепления, сопряжения в проявле­ нии национального самосознания. Связавшие свою творческую жизнь с Бурятией русские прозаики и поэты способствовали взаимодей­ ствиюдвух литератур на протяжении длитель­ ного времени, и это взаимодействие не носи­ ло одностороннего характера, а представля­ ло собой подлинный равноправный диалог, предполагающий разность, с одной стороны, и единство общего культурного пространства и единство общей судьбы, с другой. При всей благодарности издателям ан­ тологии возникает немало вопросов и пре­ тензий к ним. В девятом томе роману М. Жигжитова «Подлеморье» предшествует пространное вступительное слово В. Тенд­ рякова с высокой оценкой произведения. Если бы каждый роман публиковался с та­ ким сопровождением, это только придало бы ему большего веса. Но составители пошли по более легкому пути — все остальные ро­ маны остались без каких-либо предисловий и послесловий, а ведь было достаточно от­ кликов на них как специалистов-литературо- ведов, так и критиков, публицистов, товари­ щей по перу. Другое большое упущение — нет упоми­ нания имен переводчиков бурятских романов. Пусть не во всех романах указывается время их создания (как это сделано только в пяти случаях— в романах «Поющие стрелы», «Хи- лок наш бурливый», «Черемуховый цвет», «Унтовое войско» и «Семейщина»), но назвать имена переводчиков — М. Степанова, В. Сер­ геева, Н. Рыбко и др., так много сделавших для того, чтобы бурятская литература стала достоянием российского, любого инонацио­ нального читателя, выглядит очень уж некор­ ректным. Да, большему успеху издательского проекта не помешало бы участие в нем кон- сультанта-специалиста. Когда-то, изучая генезис бурятской эпи­ ческой прозы на материале летописного, хроникального жанра, А.Б. Соктоев задавал­ ся вопросом: «В какие моменты наступают у летописца озарения, когда возникает ост­ рота слуха и видения?». И давал ответ: в мо­ мент рождения нового исторического созна­ ния, знаменующего переход к новой исто­ рической эпохе. Десятитомник, дающий представление о бурятском романе, тоже отвечает на вопрос, какой путь, какие этапы он прошел в своем мужании: это этапы по­ степенного вызревания национальной и ху­ дожественной самостоятельности, каждый из которых был откликом на новые вызовы истории, на новые периоды в истории наци­ онального самосознания.