Сибирские огни, 2008, № 7

В то время издательство помещалось в Доме Герцена (Тверской бульвар, 25), где в настоящее время находится Литературный институт им. А.М. Горького. Работа в издательстве была живая, интересная. Ежедневные встречи с литерато­ рами, знакомство с новыми людьми, новые беседы. Каждый день обещал что-то боль­ шое, интересное, знаменательное. Однажды, в пасмурный осенний вечер, мне пришлось дольше обычного задер­ жаться на работе. Давно смолкла трескотня пишущих машинок, посетители разошлись. Ушел и главный редактор Г. Цыпин. Рабочий день кончился. Наступила необычная для этого помещения тишина. Только из подвальчика, что был под нами, доносился звон ножей и вилок, долетали смех и отрывки фраз, а порой даже стихотворные строфы. Внизу находился маленький ресторан-столовая. Литераторы любили сходиться там после трудного дня, засиживаясь иногда до полуночи. Сколько замечательных про­ изведений, острых шуток и каламбуров можно было услышать под сводами этого не­ большого, но такого уютного зала. Мне очень хотелось спуститься вниз, но срочная сверка чьей-то рукописи прико­ вала меня к месту. Я сидела за столом, углубившись в работу, как вдруг дверь резко распахнулась, и кто-то стремительно промчался через приемную к кабинету главного редактора. Через несколько секунд вновь послышались шаги. Подняв голову, с любо­ пытством стала ждать запоздалого посетителя. Он вышел так же стремительно, как и вошел, но вдруг вернулся, постоял некоторое время в раздумье и снова вышел. На меня он не обратил никакого внимания, как будто настольная лампа освещала пустой стул. Но, несмотря на быстроту его появления и ухода, я успела заметить, что он выше сред­ него роста, строен, широкоплеч, с копной кудрявых темно-русых, слегка золотистых волос, что у него скуластое лицо и чуть раскосые глаза. Я недоумевала. Что-то необычное было в стремительности этого человека, в его лице и глазах... ...Прошло какое-то время. В издательстве он больше не появлялся, а возможно приходил тогда, когда меня там не было. Как-то случайно узнала, что он поэт-сибиряк, живет в Москве и фамилия его Васильев. Однажды вечером я зашла к Гронским — моей родной сестре и ее мужу Ивану Михайловичу. И.М. Гронский в то время работал ответственным редактором газеты «Известия» и журнала «Новый мир», являлся председателем Оргкомитета Союза со­ ветских писателей, словом, был весьма заметной в литературных кругах фигурой. Мы сидели с сестрой в ее комнате и были так увлечены разговором, что не слы­ шали, как вошел Иван Михайлович: — А вы знаете, у меня сидит замечательный поэт. Он принес новую поэму и сейчас будет ее читать. Хотите послушать? ...Иван Михайлович взял с нас слово, что мы придем. .. .Переступив порог, увидела того самого стремительного, скуластого человека из издательства. Нас познакомили. Я уловила острый взгляд его зеленых глаз. — Васильев, Павел Николаевич, — опередил юношу Иван Михайлович. — Поэт- сибиряк. Я уже знаком с кое-какими произведениями Павла Николаевича, а сейчас давайте послушаем его первую большую поэму, — при этом он обнял Васильева за плечи, подвел к столу и усадил. Я устроилась в глубоком кресле и приготовилась слушать. За столом в ярком кругу света от низко опущенного абажура сидел Павел Васи­ льев, немного откинувшись назад, с чуть прищуренными глазами, словно над чем-то размышляя. Перед ним не было ни тетради, ни исписанных листов — ничего. На некоторое время в комнате наступила тишина. Васильев медленно поднялся, обошел стул, положил руки на его спинку... И тут лицо его за какое-то мгновение преобра­ зилось. Внутренним теплом засветились глаза. Полные, резко очерченные губы мягко ра­ зомкнулись, и спокойным, четким и звонким голосом он начал читать... Что же ты, песня моя, Молчишь? Что же ты, сказка моя, Молчишь? Натянутые струны твои — Камыш,