Сибирские огни, 2008, № 7

ИРИНА СУРНИНА ЗДЩ СТРАСТИ ПО... да, дивчины, как повелось, грудастые и певучие. И комнатки-хаты поют: все прила­ жено, приноровлено. И на еду щедры. Такая не будет, как иная ленинградка, варить в мисочке одну порцию кашки. А бухнет на конфорку трехлитровую кастрюлю да заведет настоящий борщ. Еще и запоет на всю кухню, если не курит. Не то Леся, западэнка из Львова: ни роста, ни голоса. А шубку наденет, духами брызнет — хороша! Любовь только не сходилась. Тимур влажно, медленно смот­ рел, позволял жить у него в комнате, готовить, а жениться не спешил. Где-то в горном селе за Нальчиком ему уже готовили невесту. — Ну, хочешь, я с ним поговорю как с мужчиной? — кипятился Эдуард Эду­ ардович, старенький профессор ленинградской закалки. Леся только печально отнекивалась. А Людка время от времени водила ее на пару дней в больницу. Потом ходила хмурая и, озлившись, бросала: — Знаешь! Я б твоему Тимуру... Хорошо в небольших городках. Можно долго идти и никого не встретить. Как длинный след тянуть за собой мысль. Закат здесь тоже длинный. Пока солнце не перещупает, не вылижет розовым длинным языком все дома, он не кончается. А на улице сейчас и придумывать ничего не надо — Новый год: ели завалены снегом и шар луны. Где его не хватает — фонари. Под старый Петербург — и просто шари­ ки. Общежитие на берегу длинного озера. И ветра его продувают такие же длин­ ные. Будто где пробита брешь на север, и дует, дует из нее нежилым. Ехать домой четверо суток. А что сюда занесло — и не знаю. Четыре тысячи километров рельс протянулось за мной. Я давно уже чувствую себя как протяженность. Но нет ниче­ го, что бы удерживало здесь, и не только. У тех, кто попробовал пути, уже не будет покоя. Я заношу елку и пакеты. Люда оторопела: — Ты чего это вдруг? — Пусть будет похоже. Развешиваю шары. К нам заглядывают девчонки. Трогают. Улыбаются. Мало кто озабочен елочками. Разве что семейные — детям. Внизу будет одна на всех, и ладно. Разобралась в своих бумагах и нотах, больше убирать нечего. А все еще радо­ стно, будто кто внутри солнышком посветил. Глупо даже. Можно подумать, есть личное или еще какое счастье. Новый год, видите ли. Людка ходит туда-сюда, не­ довольная. Перед праздниками у нее часто. Может, итоги подводит. Она придира­ ется к улыбчивой Иве из Риги, нудит, что нечего надеть, потом злорадно сообщает, что внизу прорвало трубу, и нет света. Но Иву смутить трудно. У нее всегда ровная профессиональная улыбка, с которой она, вероятно и родилась. Они уже порезали один таз салата и начали второй. И только когда появляется накрытый стол — все, праздник пришел. Немного волнуются даже не романтики. Выпиты первые рюмки, и тут я достаю подарки. Девчонки растерялись, обрадовались. И мне так хорошо — гости! Не важно, что там с трубою. Веселый молодой вихрь носится по лестницам. Ходят друг к другу комнатами, пока не съедается все, что можно назвать съедобным. На дискотеке тоже сплошное завихрение... Со спокойной совестью рассказ можно закончить здесь и не писать о том, что следующий Новый год встречаю одна в закрытой полутемной комнатке. Не хочет­ ся показывать, что я есть вообще. Ковыряю недоваренную свеклу в майонезе. За дверью погромыхивают шаги. Много пьяных и веселых голосов. Странно, что все эти отрывистые голоса носят такие тяжелые ноги. Ко мне тоже стучат, как и во все повально комнаты. Но я не хочу открывать... СТРАСТИ ПО МАТФЕЮ Хотелось упасть и не двигаться. Она не может столько работать! Но зал знал: все равно придет, настроит скрипку, пробежит сонными пальцами по грифу. Зайдут, 106