Сибирские огни, 2008, № 7

Дядя Слава вяло ответил. Он не знал, когда можно прийти. Да. Перезвонит по­ позже. Мишка целый день крутился возле телефона. Но никто не позвонил. На улице он разгуливал возле запорошенного огородика Славы. Но его не было. А ветки обле­ пило нежным махровым снегом. НОВЫЙ год Тихая радость в предновогодние вечера. Даже в овощном магазине, где темно от очереди и тяжкий дух лежалой картошки. Невероятно, но мне хватает студен­ ческих денег. Уже куплена елка, шары. Так и бывает: начнешь покупать одно, а там махнешь — да пусть будет все! Новый год! Затаенно радуешься и стыдновато: вдруг заметят, не ребенок ведь. В магазине долго выглядываю подарки. Сама не знаю, зачем. Наверное, от маленького зимнего счастья. Нежничать у нас в комнате не принято. Моя соседка Люда, комячка, выпивает, как добрый мужик. И ее подруга Лен­ ка — тоже. Они талантливые, и все понимают — как не пить? У Люды все белое: глаза, ресницы, кожа. На Севере вообще плохо с солнцем. А ладони сплошь в мел­ ких нежных морщинах от богатой нервной системы. Днем она учится и работает аккомпаниатором в школе, вечером удаляется к друзьям или они приходят сами. Как-то вошел вежливый коренастый мужичок. — Не понимаю, ну что тебе, Малякин, надо? — сокрушалась Люда, тяжко наваливаясь на пустой стол. Малякин почему-то извинялся в мою сторону и опять выбулькивал из про­ зрачной бутылки в свой и ее стакан. — Жена у тебя хорошая, дети есть ... При слове «Малякин» лицо ее немного взлетало, и в глазах появлялся цвет. Где-то ночью Людка приносила свое крупное тело. Недолго колыхались лунного цвета руки, ноги — к тумбочке, в туалет, к тумбочке — и все падало на кровать. Утром она быстро красила бледные глаза, обливалась дезодорантом и ничем не напоминала себя вечернюю. Пальцы ее точно брали на фортепиано нужные аккор­ ды и гибко вели мелодическую линию, хоть она и народница, аккордеонистка. На­ родники вообще тянутся в пианисты, как простонародье в интеллигенцию. Одно дело — тягать тяжелый баян, из-за которого тебя почти не видно, или сгрудиться над балалайкой, а другое — когда вечернее платье, вечерний рояль, руки летают, оконча­ ния эффектно в зал. В Людкином случае не тщеславие, а природа. Легко у нее полу­ чалось, полетно. Ленка была пианисткой. И хвалили, и пятерки ставили, но что-то мешало внут­ ри, пошептывало, что не стать ей величиной. — Не могу, не могу я учиться, уеду... — хрипела, набравшись, и падала, пере­ валив порог нашей комнаты. Пышная голова темнела на полу. Потом Люда поднимала и, как раненого това­ рища, уводила на себе. Та мычала, но шла. Падала она не только у нас, но очки оставались целы. После Ленка вежливо стучалась, поправляла смущенно очки и волосы: блокнот ей может подарить? Леся хозяйственная. Она только числится за нашей с Людкой комнатой. За­ бегает иногда, чистенькая, расторопная. Говорит мало, но толково и вовремя. Ей нужно что-нибудь ближе к жизни. Наверное, вот эти полупрозрачные красные миски с блюдцами. Радостные они, легкие. Как спелая вишня на свет. Поставит их со снедью перед своим Тимуром и будет им любоваться, личико — на худые кулачки. Лесины глаза с томной укладкой век. Для него прозрачные, а для других — с густинкой задумчивой. Еще и складка недобрая появится меж бровей, когда какой земляк прошипит: — Тебе шо, наших хлопцев мало? Была такая серая, а тут прям расцвела. Украинцы у нас гуртуются отдельно. Играют они не лучше, не хуже, да и по виду никак не отличишь. Вот если б чуб отпустили или в шароварах гопаком... Прав­

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2