Сибирские огни, 2008, № 1

ЕЛЕНА ИГНАТОВА 152 друга, у нас на праздники собирались не только родственники и свойственники, но и соседи по Гришково. Таких землячеств в Ленинграде было много, и в праздничные дни они заполняли центр города, на Невском проспекте шло гуляние, играли гармони, плясуньи выкрикивали частушки, верещали глиняные свистки, плыли бумажные цве­ ты и воздушные шары. Свойственники и родственники шли под ручку, и некоторые шеренги растягивались в ширину на половину проспекта. Вечером все толпились на набережной Невы в ожидании салюта, а после салюта штурмовали трамваи и возвра­ щались на свои окраины. Слободские гуляния в центре города окончились в пятидеся­ тых годах, и прежние певуны и плясуньи награждали теперь друг друга в перебранках презрительным: «Эх, ты, деревня!». В середине 1950-х годов мы переселились с Тро­ ицкого поля на Московский проспект, но через много лет оно напомнило о себе: мы с сыном шли по Володарскому мосту, он был в великоватых сандалиях, и сзади сказали: «Гляди, мамаша, потеряет малец баретки». Слово «баретки» было оттуда— с Троицко­ го поля, и я подумала: «Вот я и вернулась. Привет!» Московский проспект, застроенный «сталинскими» домами, в отличие от аморф­ ного пространства и смиренного прозябания рабочей окраины, воплощал идею госу­ дарственного величия. Здесь все было чрезмерно: гигантские виноградные гроздья и голуби мира с хищными клювами на фасадах домов, статуи сталеваров, шахтеров, кре­ стьянок, спортсменов на крышах. Просторный двор— с фонтаном, клумбами, спортив­ ной площадкой — символизировал надежно защищенное, счастливое детство, а гаст­ роном в нашем доме — с мраморными прилавками, аквариумом, в котором плавали осетры, колбасами в оболочках нежного сала, огромными коробками шоколада— был символом изобилия, и цены в нем были доступны для жителей «сталинского» дома. Дом был заселен в соответствии с государственной иерархией: на первом этаже — инвалиды войны, им полагались комнаты; в квартирах второго и третьего этажей — генералы, директора заводов, герои Советского Союза; выше, в квартирах поменьше, — начальство пониже рангом, а в остальных — по две-три семьи в каждой — рядовые труженики. В квартирах верхнего этажа обитали многодетные семьи, и только они нарушали чинное спокойствие нашего дома: по лестнице то и дело с воплями бежала мать-героиня с кучей детишек, а за ними гнался отец-герой с сапожным ножом. Я пошла в школу в год, когда отменили раздельное обучение мальчиков и девочек, и по радио лилипутскими голосами пели: «Мальчишки—-девчонки, девчонки—маль­ чишки, мы учимся вместе, друзья, всегда у нас весело в классе, да здравствует дружба, ура!» Просыпаться под горн «Пионерской зорьки» и это «ура» было сущим наказанием. В это время в стране начинались перемены, они дошли и до нашего двора: сперва отключили фонтан, а во время борьбы с «архитектурными излишествами» скинули статуи с крыши — однажды мимо нашего окна пролетел бетонный сапог сталевара и с грохотомрухнул на асфальт. Перемены продолжались— после доклада Хрущева о «куль­ те личности» учительница пришла в класс заплаканная и сказала: «Ребята, вы можете услышать, что Сталин был плохой. Не верьте, это говорят враги». Мужчины в нашем доме помрачнели, жена редактора «Красной звезды» громко честила «лысого черта», а мой отец лишился любимого занятия — чтения газет, их заполнили речи Хрущева. Генеральный секретарь говорил часами, и газеты распухали от вкладышей. Поначалу отец читал речи подряд, потом только абзацы с ремарками «бурные, продолжитель­ ные аплодисменты»; потом лишь с ремарками «смех, бурные, продолжительные апло­ дисменты» после хрущевских шуточек вроде «нет на свете лучше птицы, чем свиная колбаса». С колбасой и птицей стало заметно хуже, изобилие в нашем гастрономе кон­ чилось, аквариум разобрали, а витрины почти опустели. Тогда же появилось новше­ ство, вызвавшее волнения в городе, — «гороховые батоны»: в белый хлеб подмешива­ ли гороховую муку, булки становились безвкусными и быстро черствели. Однажды я видела у булочной негодующую толпу и прибитый к двери «гороховый батон». Это было не скучное время: то на Кубу везли ракеты, и все ждали третьей мировой войны, то прошел слух, что к Земле приближается комета и при столкновении с ней все живое погибнет. С той поры я на много лет перестала интересоваться новостями, рассудив, что если начнется война или врежется комета, я не останусь в неведении. Гораздо больше меня увлекало другое: я занималась в литературном клубе «Дерзание» воДвор­ це пионеров и писала стихи. В 1960-х годах клуб «Дерзание» оставался одним из не­ многих оазисов в конце «оттепели», здесь не чувствовалось приближения заморозков, и безбоязненная свобода была, возможно, самым важным, что мы усвоили здесь на будущее — не случайно многие воспитанники клуба впоследствии вошли во «вторую