Сибирские огни, 2007, № 12

ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВ № СТРАХ, КОТОРЫЙ меня у б и л полез в драку, нас на этом кладбище уложили бы всех. Никто из нашей команды и не думал вступаться за своего. Страх сковал наши душонки. Шпана покружила вокруг еще немного и исчезла так же незаметно, как появилась. Мне досталось уже в более старшем возрасте. Классе в девятом. Один из паца­ нов военного городка, противный татарчонок, спевшийся душа в душу с «граждан­ скими», пьяный, отловил меня во дворе и повел в посадки. Там поджидала парочка самых ненавистных и страшных для меня «гражданских». Я и не думал сопротив­ ляться. Они молча стояли и наблюдали за развитием событий. Татарчонок, криво ухмыляясь, зарядил мне оплеуху. Потом кулаком ударил по зубам. Один из наблю­ давших расторопно притащил здоровенный кол. Деревянный кол или штакетина с гвоздями — их привычные орудия в массовых драках. Кроме ножей и заточек, разу­ меется. Но татарчонок был пьяненьким и веселым. Он еще раз ударил меня. Я, уво­ рачиваясь, ткнулся лицом в дерево, ободрав щеку. Мой палач увидел кровь и посчи­ тал, что дело сделано. Почему те двое не стали участвовать в избиении— непонятно. Скорее всего, они договорились между собой о распределении ролей. Больше бить меня не стали. Молча ушли, и всё. Это была акция устрашения. Животный страх перед «гражданской» шпаной засел так глубоко, что на всю жизнь сделал меня человеком трусливым и жалким в своей беспомощности перед внешним насилием. Я по-прежнему занимался онанизмом, иногда испытывая ужас от содеянного. Я боялся, что это приведет к каким-то нехорошим последствиям для здоровья. Особенно вязким, отравляющим жизнь во всех ее проявлениях, был страх нача­ ла войны. Это было ни с чем не сравнимое чувство. Постоянные разговоры о войне, подслушанные на местной автобусной остановке, периодический ночной вой тре­ вожной сирены, недолгие сборы отца в коридоре, освещенном лампочкой без пла­ фона — все это приводило меня в ужас. Началось это лет с восьми и закончилось лет в пятнадцать. Так что страх, который испытали родители во время Карибского кризи­ са, все-таки прилип ко мне тогда. И пророс чуть попозже. Война воспринималась как крушение мира. Во внимание принимались масштабы всей страны, так как я был красным патриотом уже с октябрятских времен. А разговоры теток у подъезда о годе желтого дракона и грядущей в связи с ним войне с китайцами... Войны с китайцами боялись все. И я в том числе. Они представ­ лялись мне страшно агрессивными, жестокими и коварными. Единственной отду­ шиной были военные парады, которые показывали по телевизору седьмого ноября каждого года. Зримые образы невероятной мощи страны лечили больную от страха мальчишескую душу. Это поднимало настроение. Появлялось чувство защищенно­ сти и беззаботности. Там, наверху, сидят огромные военные, которые распоряжают­ ся огромным оружием и в обиду они меня, лично меня, а также страну, не дадут. Постоянно накапливающийся страх не ощущался на соматическом уровне. Я нормально спал, нормально ел. У меня никогда ничто не болело. Редкие простуды проходили мгновенно. В организме были неизрасходованные резервы прочности. Поэтому я был всегда весел, активен и любознателен. А может быть, я путаю что-то? Может быть, уже тогда страх жрал мое здоровье, а сознание спасало тело тем, что уходило в непрекращающиеся игры в шахматы с соседом Колькой, в беспорядочное чтение, которое могло длиться целыми днями. Может быть. Кто знает? Я не отставал в физическом развитии. Более того, стал рано заниматься спортом. Но устройство моего тела, среднее по всем показателям и не выделяющееся чем-то особенным, не позволяло выдавать высокие результаты, хотя я бегал на короткие дистанции быстрее всех в классе. Я помню тот момент, когда мы на занятиях физкуль­ турой начали осваивать стометровку. Стадиона рядом со школой не было, и бегали мы вдоль железнодорожного полотна, которое располагалось поблизости. Учитель, молодой парень, приблизительно рассчитал расстояние, вынул секундомер и дал старт. Я ветром примчался к финишу, опередив толпу мальчишек почти на половину дистанции. Когда мы вернулись к старту, я увидел, что учитель недоуменно смотрит на секундомер. По-видимому, там обозначился мировой рекорд. И пришлось ему