Сибирские огни, 2007, № 12
го уныния неожиданно спасает Мирча Элиаде, подаривший мне шаманизм со все ми его вопросами и недосказанностями, шарлатанством и подлинным экстазом, многочисленными материальными проявлениями и прарелигиозностью. Духи гор и рек, жизнь, протекающая по иным законам, загадочные символы и аллегории об ступают меня и открывают мир, которого я не знала... 2 Отвернувшись к окну от бестолково галдящих одногруппниц, раздраженно зап летаю в тугие косички бахрому шарфа. Поездка на конференцию в Красноярск, тер заемый холодными предвесенними ветрами, стоила мне слуха. Вот уже третью неде лю я пребываю в почти непрерывном утомительном напряжении, пытаясь расслы шать хоть что-нибудь, сквозь слезы учусь играть на рояле на ощупь и периодически впадаю в настоящую панику от страха, что слух не восстановится полностью. Стук сердца где-то в затылке заглушает все разговоры, кроме мрачного монолога внут реннего голоса, и, погруженная в свое почти истерическое раздражение, я не сразу замечаю влетающую в класс старосту. Вместо обычных галстука и брюк на ней жемчужное ожерелье и вечернее пла тье на бретельках, она возбужденно и громко даже для меня зазывает группу на церемонию награждения межвузовской научной конференции. «Вы пойдете на «Потенциал»? Я-то точно пойду. Я там познакомилась с та-а- аким мужчиной, — (на слове «мужчина» староста выразительно закатывает глаза), — Умный, красивый, сын главного архитектора...» — несмотря на небрежно-кокет ливый жест руки, очевидно, что родство с главным архитектором поразило нашу старосту не меньше, чем ум и красота. Участие в «Интеллектуальном потенциале России» для меня — всего лишь воз можность бесплатно опубликовать тезисы по своей новой теме. Выступаю на ней между делом и, получив свой экземпляр сборника, начисто забываю о церемонии награждения лучших докладов, которая в любом случае представляется мне беспо лезной тратой времени. Но появление на сцене красивого и умного сына главного архитектора меняет дело, очень хочется посмотреть. Олеська, нагруженная пакетами от «Орифлейма», который давно стал основ ным и урожайным полем ее деятельности, тоже решает «заскочить» на награждение по случаю «та-а-акого мужчины». Ее доклад на «Потенциал» пишется ночами с громкими ругательствами, шокирующими хорошо воспитанную соседку по комна те, под давлением научного руководителя: консерваторская жизнь уже давно стала для Олеськи каторгой. Даже любимые поначалу занятия на органе, где ее считали подающей надежды студенткой, она постепенно забросила в общем отвращении к консерватории: «Я бы всех их послала, — Олеська в ярости разламывает на кусочки зубочистку, — но мне больше некуда идти». Огромный, с высокими потолками в потеках пытающейся прорваться всюду весны, читальный зал архитектурной академии наполнен возбужденным шепотом и резкими взвизгиваниями настраиваемых микрофонов. Исподтишка рассматриваю худющего, узкоплечего и прыщеватого архитекторского сына, изрекающего высп ренние банальности, и прихожу к выводу, что его не скрашивает даже высокая дол жность отца. Ехидно комментируя хихикающей Олеське высокопарные выражения «та-а-акого мужчины», я не сразу замечаю растерянную тишину, повисшую над рядами. Пред ставитель администрации, заседающей в чинном благодушии, вопросительно по вторяет в микрофон мое имя и, наконец разглядев мою поднявшуюся по совету драматически шипящей Олеськи руку, приглашает меня для награждения первой премией. Весна, до сих пор прятавшаяся в вечерних желтых отсветах на крышах, в мутных лужах, пересеченных трещинами отраженных веток, в беспорядочном гаме растре панных воробьев, одним стремительным марш-броском занимает растерянные го родские улицы. Все едино в ее солнечном кольце: вместо неба— свет, вместо возду ЮЛИЯ ПОПОВА НЕ БУДЕМ ЗАГАДЫВАТЬ...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2