Сибирские огни, 2007, № 12

ЮЛИЯ ПОПОВА НЕ БУДЕМ ЗАГАДЫВАТЬ... Ч а с т ь II 1 Монотонной, трезвучной, бесконечно повторяемой мелодической формулой шаманка призывает умершую душу покинуть дом родственников. Всхлипывая и подвывая, душа противится и вырывается. Стук, потусторонний в своей идеальной равномерности, пауза, сиплый кашель, бульканье, и ставшая громче мелодия воз­ вращается — дребезжащий голос шаманки бесстрастно продолжает уговаривать. Все ночные тени и звуки на положенных им знакомых местах: намеки на шка­ фы, бледные отсветы фонарей на стене, часы в разнобой. Но привычность моей ночной комнаты не приносит облегчения, ведь где-то рядом хитрая, бесшумная, зловеще дышит другая реальность. Снова закрыть глаза страшно, страшно даже мор­ гать. В душном, смутно шевелящемся полумраке ко мне подкрадываются два черта: у них тонкие цепкие пальцы, свалявшаяся шерсть и мутные красные глазки. Заметив их осторожные, скрюченные тени, движущиеся перебежками, я с отвращением подбираю холодные ноги. Ожившая ночь незряче касается моего лица паутиной страха. Черти, добравшись до ближайшего темного угла, свистяще принюхиваются, возятся и беспокойно моргают тусклыми глазками. И вдруг стремительно, без единого звука, прыгают на меня и вгрызаются в запястья. В ужасе стряхнув маленького, я под сбивающийся на трясущийся шепот «Отче наш» трижды крещу чертей. Замерев на мгновение, большой разражается торжествующим визгливым хохотом и снова кусает меня круглым, как у пиявки, ртом. Я просыпаюсь от своего почти беззвучного вскрика... Тусклым, вяло стекающим с почерневших крыш утром по дороге в консервато­ рию я с тревогой вспоминаю повторяющийся, изматывающий меня кошмар. Поче­ му снова и снова рваная темнота ночной комнаты рождает жуткую нечисть? На кафедре этномузыкознания заманчиво пахнет кофе; после мокрых, продрог­ ших улиц я радостно беру предложенную кружку и сажусь за компьютер: до моего первого отчета на новой кафедре нужно успеть распечатать и повторить доклад. Постепенно собираются профессора с кофе, сплетнями и шутками; кто-то приносит новый сборник, и все возмущенно кидаются обсуждать статью, автор которой дока­ зывает происхождение всей европейской музыки от одной песни викингов. Обсуждение статьи незаметно перетекает в заседание кафедры, я нервно скаты­ ваю в трубочку и расправляю свой доклад. После моего небольшого выступления, состоящего, главным образом, из прогнозов на исследовательское будущее, следует небольшое замешательство, посреди которого огромный, как медведь, китаевед вдруг громко желает мне нерушимого здоровья. Вся кафедра тут же всерьез и наперебой подхватывает пожелание. «Без здоровья нет никаких экспедиций, а без экспедиций — научной работы», — заключает кто-то. Так я узнаю, что летом меня ждет экспеди­ ция, которая безжалостно вырвет меня из привычного городского комфорта... Сидя за компьютером, отрезанная от мира свистящей электронной тишиной громоздких наушников, я замедляю каждый изданный шаманкой звук до почти неуз­ наваемого рева и, напряженно пытаясь различить мельчайшие колебания тембра, перевожу их в привычные ноты. Запутавшись в разных типах вибрации и скользящих малообъемных звукорядах, я сижу над одной строкой уже второй час — обязатель­ ная для этномузыковеда расшифровка музыкальных текстов приводит новичков в ужас, но, говорят, со временем становится легче. В забытом мире шипящих, гласных переднего ряда, палатализованных соглас­ ных, как в лесу, кишащем неведомыми зверушками, я блуждаю среди корней, при­ ставок и суффиксов. Баскаков безжалостно бросает меня в дебрях тюркской лингви­ стики, и, ночами собираемые из его книг, в моей тетради медленно, неуверенно выстраиваются шаткие схемы родства алтайских диалектов. Лингвистика, расшифровка, нависшая угроза летней экспедиции выстраивают глухую стену отчужденной усталости между мной и моей новой темой. От позорно­ 74