Сибирские огни, 2007, № 12

Любопытное солнце осторожно заглядывает в пыльное окно кафедры исто­ рии музыки, где я, сидя в затертом серо-зеленом кресле, дожидаюсь своего науч­ ного руководителя. Все, что мне сейчас придется сказать, будет вежливой неправ­ дой, призванной сшить белыми нитками настоящие причины моего внезапного ре­ шения с приличиями. На добровольный уход от одного из лучших научных руково­ дителей, с самой престижной на музыковедении кафедры на самую непопулярную, где учатся студенты, не скрывающие, что мечтают поскорее закончить консерва­ торию, решиться было непросто. Марина Анатольевна, как всегда серьезная, уставшая от собственной принци­ пиальности и эрудированности, входит в кабинет с редкой книгой, принесенной спе­ циально для меня. Выслушав мои сбивчивые доводы, она холодно замечает, что такое решение я могла принять только испугавшись трудностей настоящей исследо­ вательской работы. Я смиренно выслушиваю обвинения, теребя замусоленную ни­ точку, оторванную от кафедрального кресла. Не могу же я сказать ей, что каждый раз, глядя на ее оппозицию женственности: грубо выкрашенные хной волосы, седые у корней, скорбно поджатые бесцветные губы, напряженные глаза, старую шляпу — с тоской прогнозирую свое будущее. Ее дочь, воспитанная в вынужденном одиноче­ стве, очень похоже поджимает губы и так же беспросветно одиноко воспитывает ее внучку, которая донашивает платья, отданные друзьями. Преподавательская работа отнимает у добросовестной, заинтересованной Марины Анатольевны все время до глубокой ночи, не оставляя возможности для научных исследований. Я не могу ска­ зать ей, что Онеггер, на творчество которого было потрачено уже полгода, наверня­ ка вдоль и поперек изучен французами, говорящими с ним на одном языке и имею­ щими доступ к архивным материалам. Что все полгода работы над темой будущего диплома меня мучает мысль о ненужности музыкознанию и рынку труда моих ис­ следований. Не могу передать, в каком унынии читаю электронные письма от прак­ тичной подруги, при первой же возможности переселившейся в Германию. На пути к вожделенному немецкому благосостоянию Саше, конечно, пришлось кое-что пре­ дать: она оставила здесь друзей, любимую работу в камерном оркестре и любовь, которая до сих пор заставляет ее тосковать в бежевых стенах огромной комфорта­ бельной квартиры. На этом фоне мое расставание с Онеггером совсем не выглядит достойной сожаления жертвой. Но, даже без презрительных отзывов Марины Анатольевны о моей новой ка­ федре этномузыкознания, мне страшно оставлять привычные композиторские име­ на, сонаты, симфонии и оперы ради пения незнающих цивилизации бабушек. Это булькающее, странное для музыкантского уха пение сейчас стало в исследовательс­ ких кругах популярнее Моцарта. Изучение закономерностей традиционной музыки исчезающих народов, экзотической для пресыщенной сложными гармониями евро­ пейской культуры, получает грант за грантом. Может, чувствуется в непривычных звуках архаическая мудрость. Меня пугает эта terra incognita: в западноевропейской истории музыки я могу рассматривать произведения сквозь кристаллы классических форм, пользоваться давно установленными и общепринятыми классификациями, свободно перебрасы­ вать мосты аналогий из века в век, отыскивая схожие принципы в прелюдиях Дебюс­ си и Баха. Но ни Дебюсси, ни Бах не откроют мне дороги на обеспеченный, жадно хватающий воздух экзотики, Запад... Пятый раз выразив сожаление, осторожно закрываю железную дверь кафедры, оставляя Марину Анатольевну с обиженным недоумением в душе и редкой книгой в руках. Перебираю осколки восторженных планов и надежд, от которых пришлось отказаться. Не выпуская серой ниточки, за которую держалась во время непростого объяснения, иду по темному коридору навстречу солнечному свету, в котором ра­ створяется прямоугольник окна... 73 ЮЛИЛ ПОПОВА НЕ БУДЕМ ЗАГАДЫВАТЬ...