Сибирские огни, 2007, № 12

ЮЛИЯ ПОПОВА НЕ БУДЕМ ЗАГАДЫВАТЬ... Время, до сих пор тщательно размеренное по часам и минутам, исчезает в щели отчаяния, как будто скручивается автоматическая строительная рулетка. Так в без­ временье, окруженная равнодушной рябью на воде, прикованная печалью к облом­ ку предательского моста, я просыпаюсь... Еще отражает красноватый свет облачная свита, еще теплы яблоневые листья, а само солнце снова упущено. Но капля его попадает в чай с лимоном, и я сижу с остывающей чашкой, пока она не сливается с темнотой. 2 Невозможно глотнуть питерского воздуха и остаться равнодушным. Ядовитое дыхание этого города либо навсегда отравляет прогулки по его театральным улицам, где строительные леса, прикрытые зеленой сеткой и рекламами, усиливают эффект громадного склада декораций, либо заставляет стремиться ходить по ним снова и снова. Я не люблю Питер: первое впечатление — тесный внутренний двор, серый дождь льет на крышу трансформаторной будки, с нее, еще более серый, рикошетом в мусорный контейнер — стало для меня символом Северной столицы. Летом Мариинка закрывает сезон. Консерватория, через дорогу, сезон откры­ вает. Отсутствие зрителей на вступительных экзаменах не делает их менее зрелищны­ ми и поучительными. Сегодня последний специальный, не помню, какой по счету — было много. Впрочем, уже на первом комиссия свои предпочтения показала. Про­ фессора, выслушивая ответ моей предшественницы, веселятся от души: из пятнадца­ ти опер Корсакова выпускница училища имени Римского-Корсакова, поступающая в консерваторию имени Римского-Корсакова, называет две. Одна написана Шостако­ вичем. Мои Шопен и Чайковский смеха, к счастью, не вызывают, но конкуренция не снижается — мы обе получаем восемь из десяти возможных баллов. Часы отупляющего ожидания под высокой облупленной дверью среди ненату­ рально, на показ, волнующихся «римкоровцев». На три раза повторены все тональ­ ности хрестоматийных сонат: сегодня я последняя в списке. Моя очередь подходит почти в семь вечера. Викторина «в сухую». С облегчени­ ем вижу знакомые струнные Брамса. Следующий вопрос, судя по заинтересован­ ным взглядам членов комиссии, напрямую относится к предмету гармонии музыки: «Кем работают ваши родители?..» Книги этих людей четыре года стояли на моей полке. Устало, как будто я плохо прочитала правила приема, мне говорят, что мои знания здесь не нужны — нужны деньги, мои высокие баллы за предыдущие экзамены ничего не решают, в городе Петербурге достаточно выпускников своих музыкальных училищ. «Мы вынуждены попрощаться с вами», — уже при всех. «Римкоровцы» смотрят с брезгливым испу­ гом. Документы выдают незамедлительно. Может, их сразу отложили в отдельную стопку «на вылет»? Мимо культурных ценностей и помоек, мимо тусовок продвинутой молодежи и бомжей, вдоль темных каналов, где плещется душа Питера, по равнодушным тол­ пящимся улицам я иду домой с отчужденным облегчением. Мне теперь не нужно пытаться приспособиться к этому фальшивому городу, привыкать к его расстояни­ ям и ценам. Ценам, которые здесь определены для всего, вплоть до репутации одной из известнейших в мире консерваторий... 3 Когда вспыхивают трубы органа в большом зале и в январе по холодным плос­ ким звездам приходит весна, когда надо мной парит шестикрылый Моцарт, я пони­ маю, что от музыки не спастись. Ясный свет Баховских фуг, запах в сотый раз пере­ плетенного Фендейзена, полутемные коридоры разноголосой консерваторской при­ стройки складываются в ощущение незаслуженного счастья. Уже в детском саду меня гнали взашей с музыкальных занятий за отчаянный рев при первых звуках фортепиано. Со слезами, вызванными острым впечатлением от