Сибирские огни, 2007, № 12

Утробным голосом брата хорошо читать Маяковского на площадях. В его арти­ стизме усматривается хорошая школа. В юности он посещал театральную студию в Доме офицеров, где лицедействовал с Алексеем Максименко, будущим актером театра драмы. Самая заметная роль Сережи была в спектакле «А зори здесь тихие» по повести Бориса Васильева. Во время встречи старшины Васкова и девушек-зенит- чиц с немецкой разведгруппой он, крадучись, проходил по сцене, сжимая в руках фанерный автомат, и исчезал за кулисами. Вот как это выглядело в первоисточнике:«.. .шестнадцать немцев, озираясь, шли берегом к Синюхиной гряде». Брат был пятым фрицем в цепочке диверсантов. Кри­ тика отмечала тонкий психологизм роли. Называла Сережу характерным актером второго плана. Сережа поднимает бокал: — Брат. Скажи тост. Ты у нас мастер... художественного слова. А какой я мастер? Консультант по мастерам. И то в прошлом. «Ладно, не парься», — сказала бы Настя. S Сижу. Парюсь. — Ну, тогда я сам скажу. Чтобы дети не боялись паровоза! — оглядел нас побед­ но. И выпил. — Чтоб у нас все было, и нам за это ничего не было! — вдогонку. Без бокала нет вокала, а с бокалом есть. Пришел черед застольных голошений. Не пронесло. Раздаются знакомые звуки. Брат выводит ненатуральным басом, а мама вполне натурально взвизгивает: — Прости, дорогая! Но я ведь геолог! И завтра с рассветом! В тайгу ухо­ жу!.. Сережа поет, побурев лицом и набычась, могучими руками опершись о коле­ ни. На левой кисти белые послеоперационные шрамы. Не он поет — душа его. Я мысленно подпеваю. В моем варианте нет слова «ведь», геолог давно стал гинекологом и с рассветом уходит не в тайгу, а в то место, что рифмуется со звездой в Караганде. Винопитие и песнопение сопровождаются кинопросмотром — по телевизору американский «Сладкий ноябрь» с неуловимо восточным Киану Ривзом и Шарлиз Терон с улыбкой Татьяны Дорониной. Фильм брат одобряет: — А наши не могут снимать вот так, по-простому, задушевно. Все у них какие- то Понтии Пилаты, бля... Вино заканчивается, и Сережа начинает деловито собираться. Лена молчаливо следует за ним. Путь домой, несомненно, пройдет через павильон с пивом. — Вы любите розы? — спрашивает брат на прощание, сжимая меня в объятьях: — А я их манал! Стране нужны паровозы, нужен металл! И вываливается, как из кадра, на лестничную площадку, одарив нас щедрой улыбкой. .. .После кладбища, людей, поминок мы остались одни в пустой комнате. Мама лежала в реанимации отделения кардиологии, Таня и Лена мыли на кухне посуду, тихо переговариваясь. Мы с братом крепко выпили — впервые за последние три дня. И запели пьяными голосами песню из фильма «Весна на Заречной улице», где моло­ дой Николай Рыбников, где на размытой черно-белой пленке юность наших родите­ лей и — странное ощущение! — как бы и наша. Мы пели, обнявшись, и плакали. За стеклом серванта стояла фотография в черной рамке, рядом — рюмка водки, при­ крытая гнутым хлебом. Тут же лежала красная подушечка с тусклым орденом и нарядным знаком «Почетный железнодорожник». И, кроме страха, недоумения и растерянности от неожиданного ухода отца, я почувствовал горькую пьяную ра­ дость: что есть брат, что я не один. Вместе легче. Будем жить. 37 АНАТОЛИИ ЕЛИНСКИИ sera ДВА ДЕСЯТКА ПЯТАКОВ